Расплата

Выгрузили возле какого-то дома. Луна поднялась выше, из красноватой стала платиновой и светила теперь как хороший уличный фонарь. Особо вертеть башкой мне не дали, но я сразу поняла, что это деревня или дачный массив. Только мёртвый какой-то. Ни собак, ни скотины. Даже запаха жизни не было.

И всё-таки я заорала. Истошно, что было мочи, вкладывая всё отчаяние и жажду жить... А очнулась в кромешной темноте и холоде. И судя по дикой боли в затылке, успокоили меня вовсе не уговорами.

Сидела на земляном полу. Куда-то ползти, искать выход или звать на помощь было не только бессмысленно, но и опасно. Я знала такие погреба – дверь в полный рост на улице и глубокий спуск под землю в три, четыре, а иногда даже пять метров. Это даже не могила – это бункер. А в темноте могут быть и топоры, и косы, и «овощная яма», и вообще что угодно.

Оставалось ждать. Чего? Спасения. В назначенный час я не появлюсь возле памятника Долгорукому, и Денису доложат, в этом не было сомнений. И тогда им всем пиздец.

Нам бы только день простоять, да ночь продержаться...

******************

Музыкальная тема и настроение главы - Наутилус Памилиус "Чёрные птицы"

******************

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 17

1995 год. Лето...

Сколько прошло времени? Не знаю.

В полной темноте и тишине ориентиры исчезли практически сразу. Дикая боль в плечах, а сами руки словно отсохли, не чувствуются. Пульсирует содранный ожог на голени и заново разодранная рана на бедре. Жутко чешется над верхней губой – там, где стягивает кожу застывшая кровь из носа, а  возможности почесать нет. Ну разве что об коленку... Случайно задеваю коленом переносицу и скулю от боли. Звук получается глухой, словно в вату. Земная толща над головой давит. Холодно так, что дрожу. Реву от бессилия, но от этого только хуже - нос перестаёт дышать окончательно, ломит. Терпи, Милаха. Отчаиваться нельзя. Денис обязательно придёт...

А перед глазами – раскуроченное лицо Андрея. В деталях. И дышать невозможно ужаса.

* * *

Сколько прошло времени? Не знаю.

Очнулась от визга ржавых дверных петель. Сердце зашлось – удушливая паника, помноженная на медленно спускающееся  пятно света.

Жмуриться нельзя – надо видеть кто это! Но не выдерживаю, машинально отворачиваюсь, спасаясь от ударившего в глаза луча, несколько раз чихаю. Тут же резкая боль в носу, а на языке - вкус свежей крови. Сами по себе хлынули слёзы.

Два мужика, подсвечивая себе фонарями, протянули сверху что-то вроде провода, подвесили к невысокому потолку патрон, вкрутили лампу. Вспыхнул свет. Я, щурясь, смотрела на тюремщиков и невольно отползала на заднице назад, а они меня словно не замечали. Вытаскивали наружу какие-то доски, обломки стеллажей, куски стекла, заросшие пылью банки и ржавые грабли-лопаты. Прибирались, короче. Суки.

Я озиралась. Классический погреб, довольно просторный – примерно четыре на четыре и, судя по тому, что ямы для овощей не было – сам по себе глубокий. Потому и холод такой. Стены выложены некогда белёным, а ныне цвелым кирпичом, на потолке доски с лохмотьями запутавшейся в паутине зелёной краски. В углу, напротив входа - мягкое раздолбанное кресло с отпадающей спинкой и одним большим круглыми подлокотником. Тем временем мужики притащили полосатый матрац и клетчатое шерстяное одеяло, кинули их в угол за креслом. Моя постель?

Мысль о том, чтобы попробовать сбежать, пока они прибираются я отмела сразу. Со скованными за спиной руками и околевшими от холода ногами, да по крутым ступеням? Объективно – это не реально. Только разозлила бы их и в очередной раз словила по башке. А мне нужно было ждать Дениса. Всё. Просто ждать и терпеть, чтобы он не нашёл меня со свёрнутой шеей или пробитым черепом.

Но когда в стену в углу возле матраца стали вбивать скобу с цепью, я запаниковала. Ладно, сама не убегу, но что, если на улицу меня выведут они? Тогда можно будет хотя бы осмотреться и тогда уже думать...

- Эй! Мне надо в туалет. Срочно!

Один из них обернулся ко мне, пробежал взглядом по помещению.

- Вон твоя параша.

Я проследила за взглядом. В углу стояла цинковая выварка с крышкой, доверху набитая каким-то хламом.

- Ну? Иди, ссы.

- Потерплю, - буркнула я.

- Чё, наебать хотела? – оскалился тот. Вальяжно подошёл, навис надо мной: - Попутала, сука? Попутала? – схватил за химо, приподнял и тут же с силой швырнул назад.