Расплата

В лобовое постучал Степан, поманил Медка. Тот, кряхтя и поругиваясь, с трудом вынул своё громоздкое тело из салона. Встали перед капотом, на фоне чистого лунного неба. Степан показывал одну дорогу, Медок другую. Забавно было смотреть, как они чертят ладонями воздух, словно рыбы, бороздящие воздушный океан. Клонило в сон. Я смотрела на низкую, чуть красноватую луну и клевала носом, но усиленно заставляла себя раздирать глаза. В один из таких моментов, я как во сне увидела, как Степан подносит что-то к затылку Медка, громкий сухой хлопок... И тот падает – сначала на капот, потом, заваливаясь, сползает с него... А Степан приставляет ствол теперь уже к его лбу и снова стреляет. Я сначала не поняла... Вернее... Ну как-то не поверила что-ли... Ну просто тормознула. А потом резко дошло.

Я рванула из машины – через мусорные кучи и на узкую дорогу, но далеко не ушла. Сзади на меня налетел Степан. Уронил, вдавил в землю, лицом в мусор.

- Ну что, Допустим Юля, приехали. Станция Вылезайка.

Глава 16

1995г. Среда. 14 июня...

Его губы не сладкие, если говорить о вкусе. Они терпкие и даже чуть горьковатые – никотин? Возможно. Но целуется он действительно классно. Веду щекой по колючей щетине... люблю, когда он слегка заросший. Тёплый, близкий. И мой, и чужой одновременно, и от этого ещё безумнее наше притяжение. Не оторваться от него. Не оторваться...

Вспышка – как луч прожектора в кромешной темноте сцены, а в этом слепящем пятне шёлк волос. Длинных, блестящих... безжалостно срезанных к ногам. Перья из поломанных крыльев... Красиво сказано. Откуда это?..

Тихо-то как. И холодно.

Стоп, о чём это я... Губы. Его губы. Касаюсь их своими. Вдох. Его дыхание – моё дыхание. Одно на двоих...

Вспышка – как рваный красно-синий сполох. Ментовские мигалки. Блики на лице, на тонком запястье, на пальцах, изящно сжимающих кофейную чашечку... Франзуский, польский, английский... мозги против сисек... Пани Боярская, а у вас шея на излом! Неестественный угол, как уродливый шарж на смерть... И у меня от этого зрелища щемит в затылке.

Чёрт, холодно. И тихо. Так тихо, что звенит в ушах. Шумит, как морской прибой.

Прибой, море. Новый год. Эти губы плавят, сводят с ума. Открывают для меня целый мир, возносят на вершину. Не сорваться бы. Ещё немного, ещё хотя бы капельку их терпкой горечи... Но они уже солёно-сладкие, с металлической кислинкой... Как запах крови и оружейного масла на горячем воронёном стволе.

Вспышка – как молния. Или выстрел? Он падает, а я не вижу лица, потому что контражуром - большая красная луна, и сотни глоток встревоженных шумом ворон долбят прямо в мозг... Убивают.

Ужас. Паника. Темнота. Такая плотная, что непонятно где верх, где низ. Голова кружится, резко накатывает тошнота, отдаётся дикой болью в затылок и расползается по губам вкусом крови.

Борясь с тошнотой, делаю вдох ртом. Нос практически не дышит, но всё равно улавливаю знакомые запахи: сырость, земля, пыль, подгнившее дерево. Холод. Темно, так, что даже непонятно, есть ли здесь я. Хотя... голова точно тут. Болит так, словно лопнула. Язык тоже есть. И пересохшие губы со вкусом крови. А руки?

Шевелюсь, но чувствую лишь ватную колючую немоту. И она и есть мои руки. За спиной. Затекли. Хочу перевести их вперёд, но не могу. Не понимаю в чём дело, трепыхаюсь, отчаянно, изо всех сил рвусь – но не могу. И окончательно прихожу в себя.

Тишина как в могиле. Ошарашенно пытаюсь поймать хоть что-то напоминающее свет, но тьма в буквальном смысле непроглядная. А вот запах... Неожиданно в памяти всплывает вкус вишнёвого компота и ощущение пыльной паутинки на пальцах... Погреб. Точно. Деревенский погреб.

И вдруг – шквалом – воспоминания! Горы мусора, расстрелянный Медок. Степан, тварь, вжимает меня в землю. Ладонь его блядская на моей заднице под платьем. «А может, покуролесим, пока есть время?» Я ору, вырываюсь, пророчу ему яйца натянутые на бошку и пытаюсь врезать головой по морде, а он просто ударяет меня лицом об землю, и пока я справляюсь с шоком и болью – спокойно защёлкивает на моих запястьях наручники...

Дёрнулась. Точно - наручники.

...Потом швырнул меня рядом с телом Медка и, недвусмысленно положив пушку на капот, принялся тщательно стирать с него кровь Андрея. Бурчал, что от мозгов жирные пятна останутся... Я пыталась вступить в диалог. Просила, умоляла. «В жопу дашь, отпущу» - подмигнул он. А я в ответ промолчала... Потому что если бы была уверена, что отпустит – дала бы. Без вопросов. Может, я слабачка, а может, просто лицо Андрея было обращено вверх. На лбу аккуратная дырка от выстрела в лицо, а ниже - раскуроченная глазница и скула - от выстрела в затылок. На вылет. Но ублюдок только шутил и поглядывал на дорогу. Он не собирался меня ни насиловать, ни трахать по обоюдке. Как и отпускать.

Потом приехала ещё машина, меня кинули в неё и увезли, а сучара остался там, рядом с Андреем.