- Итак, выпьем за встречу! – и тварь легонько звякнул своим фужером об мой. – Мужчины стоя, женщины до дна! – Встал, сука, сделал маленький глоток и тяжёлым суровым взглядом, так не вяжущимся с расслабленным, смешливым тоном, заставил пить меня. Мои руки тряслись, зубы стучали об хрусталь, по щекам катились слёзы, а ублюдок смотрел на это и скалился в плотоядной усмешке. – Угощайся клубничкой, малыш... – Взял крупную ягоду за хвостик, и, протянувшись через импровизированный столик, поднёс к моим губам. Глаза его медленно затягивались жуткой масляной плёнкой. – Дава-а-ай, малыш на язычок. Ну-у-у... М-м-м...
Я увернулась, опустила голову.
- Отпустите меня... Пожалуйста. Я уеду, и вы никогда больше не увидите и не услышите обо мне. Я буду молчать... Клянусь! Пожалуйста... – шёпотом. – Пожалуйста... Ради Бога. Отпустите...
- Ну что ты, маленькая? Испугалась, глупыш... – мягко посетовал он и погладил своё бедро. – Иди ко мне, я тебя успокою.
- Пожалуйста... не надо...
- Да что не надо? Господи, ты трясёшься так, словно я чудовище какое-то! Ну-ка... Иди сюда, – и резко шлёпнул по бедру. – Быстро!
И это был уже приказ. Я зажмурилась, сгоняя с ресниц целый поток слёз, и поднялась.
- Смелее... Маленькая, испуганная птичка... Успокойся. Давай, выпей ещё... – налил, сунул фужер мне в руку. – Ну? Пей, я сказал! – безумная мешанина вкрадчивого шёпота и резких приказов ввергала меня в ужас. Я покорно выпила, и он, забрав фужер, ухватил меня за пальцы, потянул, поставил перед собой. – Дрожишь... – огладил плечи, противной горячей ладонью поджал снизу левую грудь. – Как сердечко бьётся... Ма-а-аленькая... птичка моя... МОЯ птичка! – на его плеши блестела испарина, лицо лоснилось от пота, соловелые глаза шарились по моей фигуре. – Не бойся, маленькая, я тебя не трону. Клянусь... Ты просто покажи мне свои сисечки и всё... ну... – дёрнул меня на себя, зарываясь лицом в живот: – Ну покажи...
Это было мерзко и жутко, а он был больной ублюдок, и прямо сейчас его резко накрывало. А его охранник-мордоворот стоял и с безучастной рожей пялился в ступеньки.
- Не надо... Пожалуйста... Я прошу вас, ну не надо! – я задёргалась, вырываясь, отпихивая его, а он перехватил мои руки – прямо за израненные запястья, сжал... Я заскулила, он оскалился. На его потной, красной морде расплывалось удовольствие.
- Только сисечку, малыш... Хоть одну... – и пальцы сжимает, заставляя меня наклоняться. – Не бойся, глупыш... Я тебя не трону... Не обижу...
Я ревела, а он, удерживая за одну руку, второй расстёгивал пуговки спереди на сарафане. Стянул с плеч широкие лямки и мне показалось, его хватит удар.
- Сисечку... Сосочек... Только лизнуть. Умоляю!
Ублюдок, больной ублюдок! Тварь, сдохни.... Денис, господи, Дении-и-ис... Не-е-ет...
Лифчик рывком под грудь, мерзкими склизкими губами на сосок... Я упёрлась в его плечи руками, пытаясь отпихнуть, но он схватил за поясницу, прижал к себе. Безумный сиплый шёпот, словно горячечный бред:
- Какая ты нежная... Парная! Сладкая девочка... Моя... Моя...
Руками по заднице и тут же под сарафан. Рвано захрипел:
- Без трусиков, кузнечик мой... Ждала папочку...
- Нет... Нет! Не надо... пожалуйста, ну я прошу-у-у... Нее-е-ет!
Он резко дёрнул меня в сторону, практически повалил на тумбочку-стол. Со звоном полетели на пол фужеры, бутылка...
- Сядь, - простонал ублюдок. Его колотило, в руках появилась ненормально-жёсткая, прямо-таки судорожная хватка. – Сядь сюда... Ножки раздвинь... Ну пожалуйста, ну я прошу тебя... Ся-я-ядь, девочка.... Я только полижу... Я не трону тебя, только полижу... Тебе понравится, птичка... Кузнечик мой... Я тебя умоляю – сядь, раздвинь ножки...
- Нет! – я вырвалась, отскочила, забилась в угол. Хватала ртом воздух, но вдохнуть не могла. Задыхалась, перед глазами всё плыло.
- Малыш, ну что ты... – тварь шла следом, протягивая ко мне руки. – Ну я же не трону... Я хорошо тебе сделаю, маленькая... Просто дай... Просто иди ко мне! – и вдруг рухнул на колени и, всё так же протягивая руки, пополз ко мне: - Ну поверь, тебе будет хорошо... Один разочек... Я не трону, я только язычком... Только пальчиком...
Я завыла от ужаса и безысходности. Это был безумец, больная тварь, ублюдок... И что бы я ни делала, как бы ни вырывалась – он меня достанет. Господи, достанет...
Это жутко. Это рваная на клочки реальность. Это мыли невпопад, и тело, которое не слушается - слабые колени, трясущиеся руки и крик, раздирающий горло, переходящий в придушенный хрип... Ватные кулаки в ватной реальности колошматят ублюдка, а ему похрену – словно я просто поглаживаю его потную рожу... Закатившиеся от безумного удовольствия зенки, мерзкий липкий язык ползёт по моему бедру - от колена и выше... А я бьюсь затылком об стену, пытаясь отпихнуть сучару, но у психов сил всегда немеряно... Хватается губами за лобок, я ору, в отчаянии зову:
- Мама-а-а... Нет, нет!!! Дени-и-и-с!..
- Девочка моя... Я только полижу... – мерзким дыханием по промежности. – Какая сладкая... Озолочу, глупая... Моя теперь, ты теперь МОЯ Милаха!