Расплата

Так и не дождавшись от меня идеи презента, который не дал бы мне его забыть (как будто это было возможно, Господи!), Ник сам прислал, пожалуй, самое верное из возможного. Самое практичное и романтичное одновременно, то, отчего у меня тонко щекотало где-то под ложечкой и что действительно заставляло меня вспоминать о нём в течение дня – бальзам для губ. Шелковистый на ощупь, чуть сладковатый на вкус, с сочным, древесно-горьковатым, до умопомрачения настоящим ароматом вишнёвой косточки - он тут же стал для меня ассоциацией на самого Николоса. И я не просто вспоминала о нём, когда мазала губы – я словно носила на них послевкусие его поцелуя.

К началу ноября я получила уже целых три письма. Огромная радость и в то же время – дикий стресс! Теперь Ник писал страницу-другую отвлечённого текста, и иногда мне приходилось в буквальном смысле ломать голову над переводом метафор. Моё свободное время раскололось на три части, и каждая секунда – словно крошки хлеба на ладони голодающего, была учтена и занята. Либо я рисовала – всё что видела, смело замахиваясь даже на наброски и портреты людей, либо читала словарь, узнавая новые слова и выражения, запоминая и впитывая через транскрипции произношение, либо, что было для меня важнее всего, - возилась с Алёшкой.

Он всё так же кашлял по ночам, и врач, упрямо отрицая возможность туберкулёза, предположила раннюю стадию астмы. А мне что так, что сяк – было ни хрена не понятно, но очень страшно.

А время неумолимо сыпалось сквозь плотно сжатые пальцы, утекало, как вода. У нас осталось четыре месяца, Господи. Всего четыре. Тик-так, тик-так...

* * *

В середине ноября, когда я уже непривычно долго ждала ответное письмо, меня вдруг вызвали на краткосрочку. Я сразу поняла кто это, и испугалась, даже запаниковала.

Краткосрочка – это четырёхчасовое свидание в присутствии служащих. Самое формальное из возможных, когда поговорить можно разве что о погоде. Бывают ещё свидания на сутки, бывают трёхдневные – для замужних или для матерей, чьи дети живут с родственниками на Воле. Бывают ещё недельные с выездом за пределы колонии, но это для тех, кто на упрощённом режиме, а мне упрощёнка не светила. Я слишком мало отсидела - всего четыре года из положенного срока. Да и не с кем мне встречаться-то. Даже краткосрочки ни разу не было. И вот – поди ж ты, всё когда-нибудь случается впервые.

Смущалась жутко. Если бы я знала, что он приедет лично – я бы хоть руки с вечера в порядок привела, стрелочки бы на веках подрисовала, попросила бы девчат, чтобы косички мне красивые заплели, а не просто с чмошным хвостом...

Возле двери в комнату свиданий была почти готова отказаться от встречи. Или разреветься. Или... Чёрт его знает, что со мной творилось! Ведь сейчас это была не я – не та я, которая писала ему эти письма, глупо мечтала о встече и краснея признавалась самой себе в том, что, кажется, действительно влюбилась - вот так, как девчонка малолетка, по переписке... Та я, которая всё это делала, вообще существовала только глубоко внутри меня, а снаружи – некая Мария Боброва, жалкое подобие молодой женщины. Сейчас Николос увидит её и разочаруется. Виду, конечно, не подаст, будет улыбаться и поддерживать вежливую беседу. Четыре часа – не велик подвиг. А потом так же вежливо попрощается и уедет. И исчезнет. Перестанет писать и согревать мои серые будни ожиданием заветных конвертов.

Господи, как страшно-то! Аж за ушами щемит...

Суетливо достала из кармана бальзам, мазнула губы. Да какого хрена, вообще? Давай, Милаха, не разрешай Бобровой взять над тобой верх. Вдох-выдох – пошла девочка...

* * *

Вообще Зона – это государство в государстве. Фундаментальные законы, конечно, блюдутся, но и своих неофициальных устоев – дофига. Например, трёхдневное свидание с проживанием в "гостинице" на территории колонии, положено только с близкими родственниками. Но с особого разрешения Начальника, список может быть расширен и до нейтрального «жениха». Цена вопроса - дохрена, как дорого! Особенно если учесть, что пока мы тут сидели - деньги стали другими. Как её там... Деноминация! Прежний косарь превратился в один рубль. В голове не укладывалось! А в минувшем августе, до полного счастья, ещё и доллар резко скаканул в два раза! Так что такса на свиданочки была разбойная: Трое суток - пятьсот баксов, сутки – двести пятьдесят. Краткосрочка вне очереди - пятьдесят, краткосрочка без свидетелей - соточка зеленью. И, оказалось, на неё-то Трайбер и раскошелился.

Он стоял у зарешёченного окна – спиной ко мне. Руки сложены на груди. Одет в темно-серые классические брюки с выглаженными стрелками и белый, уютный джемпер с высоким горлом. Стиль и предельная аккуратность. И я тут... с немытой башкой.