Расплата

Я наконец-то перевела письмо. Коряво, конечно, но общий смысл понятен: «Привет, русская красавица Маша! Когда я спросил, могу ли написать тебе письмо, ты не ответила, возможно, из-за весёлых кузнечиков в твоих мыслях. Поэтому я решил написать без разрешения, надеюсь, это заставило тебя улыбаться, потому что в моих мыслях теперь тоже прыгает твой смех. Думаю, ты уже получила мою посылку, и прошу, напиши мне ответ и расскажи, что я должен прислать тебе в следующий раз, что-то такое, что не даст тебе забывать меня? Надеюсь, я не обидел тебя своей настойчивостью, Маша? Буду ждать ответ, Ник Трайбер»

Ник. Просто Ник! И это уже не было лёгким дыханием Воли на моём виске, нет! Это был едва ли не поцелуй взасос, так мощно меня расплющило.

И я заболела им! Из далёкого случайного немца, он превратился вдруг в принца в серебрянных доспехах, что гарцует на белом коне под окошком моей темницы. Сердце замирало и таяло, на лице блуждала мечтательная улыбка.

- Да ты влюбилась! - сказала мне через пару дней Марго. – И знаешь, мне это нравится! Я хочу написать твой портрет! Вот такой, обнадёженный!

- Кстати! – встрепенулась я, - Нарисуй меня на маленьком листе, таком, который поместится в конверт? Только в кокошнике!

И она нарисовала - удлинив и перекинув через плечо тяжёлую косу, унизав шею жемчугами и водрузив на голову целую сказочную корону какой-нибудь там Василисы премудрой!

Я писала короткое ответное письмо долго - целых три дня. Всё вспоминала грамматику, штудировала словарь и боялась показаться смешной. Но потом решила - чего стесняться? Да, я русская! И не это ли привлекло во мне Ника в первую очередь?

Просить прислать мне что-то в посылке я не осмелилась, вежливо отказалась, но в последний момент всё-таки дописала: «Если только игрушку для трёхлетнего мальчика» На мгновенье испугалась, что когда Ник поймёт, что у меня есть сын – потеряет ко мне интерес. А потом стало горько и смешно одновременно – какой, к чёрту, интерес? По переписке? Разве ей мешают дети?

Вложила в конверт открытку, нарисованную Марго и, не запечатывая, передала на отправку. Мне сказали, что почта написанная на иностранном языке может пролежать в цензуре до трёх дней, пока не найдётся тот, кто переведёт. Ещё дня четыре на доставку, благо авиапочта это быстро. Итого – неделя. Даже если Ник напишет ответ сразу, пройдут новые четыре дня на перелёт и ещё столько же на цензуру – итого, снова неделя. Всего – две. Господи, как бы не помереть от нетерпения!

* * *

Алёшка шоколад оценил, правда, брезгливо выплёвывал фундук и изюм, а я смотрела на него, чумазого, и думал о том, что все мы сначала бываем детьми. Любим жизнь и конфеты, доверяем улыбчивым чужакам, чувствуем, когда нами довольны, когда огорчены. Радуемся пустякам. Не бывает плохих детей, все они изначально – чистые листы, и от этой чистоты аж дух захватывает.

А потом приходят умные взрослые и учат глупышей тому, что такое Хорошо и что такое Плохо. И вырастают новые поколения врачей, учителей, строителей и военных, стражей порядка и деятелей искусств... А ещё – маньяков, садистов, убийц и прочего «нестандарта» А откуда? Почему? Может, потому, что умные взрослые и сами толком ни хрена не понимают что хорошо, а что плохо?

Как отразится на Алёшке жизнь в колонии и в детском доме? Смогут ли там объяснить ему, что такое «хорошо», попадётся ли в самый тяжёлый момент на его пути какая-нибудь прожжённая оторва Ленка, которая, сбегая с пар, будет подкармливать его пирожками и отбирать сигареты? Или какой-нибудь несгибаемый Батя, который наваляет ему люлей за то, что пошёл по наклонной, а потом возьмёт под крыло и даст шанс вырасти нормальным человеком, таким, как Макс, например?

Алёшка пытался засунуть мне в рот кусочек шоколадки, а я ловила губами его сладкие пальчики, и понимала одно – я обязана что-то сделать! Нет в моей жизни другого смысла, кроме как дать сыну возможность взлететь выше, чем когда-либо летала сама, и для этого любые способы хороши. Вот только какие?!

* * *

В середине октября Ник прислал посылку, в которой нашлась детская книжка с красивыми картинками и гоночная машинка – яркая, с большими колёсами и лакированным кузовом. Классная! Странно, что она вообще дошла до меня, а не потерялась где-то на досмотре. Алёшка с машиной не расставался, но, к моему великому удивлению и радости, книжка его тоже заинтересовала. Она – и это оказалось очень в стиле Трайбера! - была на немецком. Какой-то стишок в картинках. Я выучила это стишок, перевела, и рассказывала Алёшке как простую историю, но иногда, ради смеха, зачитывала и оригинал. И что уж в этом было такого, возможно непривычное звучание, но Лёшка хохотал аж до повизгивания! А через две недели просто взял, и рассказал мне его сам. По-своему коряво, конечно, но всё-таки! И как-то так незаметно мы перешли к тому, что стали учить отдельные слова с картинок – солнце, цветок, дерево, дети, котёнок... Алёшка схватывал налету, и я им гордилась.