Расплата

Ну вообще-то мы это не афишировали, но в бабском коллективе разве что-то утаишь? Тем более, если рассуждать логически, без молчаливого согласия Начальницы я бы, наверное, действительно не смогла тусоваться в мастерской Марго, даже делая вид, что занимаюсь малеваньем очередных плакатов для Зоны.

- Ну, так...

- Угу. Слушай, там немец этот насмотрелся вчера выставки и изъявил желание, чтобы Хмельницкая его нарисовала, а Носачов пообещал всё устроить. А она, видишь, слегла. Нет, можно конечно её выдернуть, небось не помрёт за пару часиков, но Носачов категорически не разрешил. Говорит, если немца заразим – будет скандал. И, главное, сам ему отбой не дал, всё на меня свалил. Понимаешь?

- Не совсем.

- Ну что непонятно, Боброва? Сходи, нарисуй его, а? Только вот что, - развернулась ко мне, строго упёрлась кулаками в стол: - Дурь вот эту свою... биографическую... понимаешь да? Придержи! А ещё лучше – вообще с ним не разговаривай. Не забудь, что у тебя сынишка скоро приехать должен, да? К тому же там на новое поощрение уже накапало, и я планировала трёхдневочку проживания совместно с ребёнком тебе разрешить. Так ты, Боброва, не расстраивай меня и Никиту Дмитрича, ага?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Анна Владимировна, но я не умею портреты! – испугалась я, и было отчего. Особенно если предположить, что Носачов уверен, что Трайберу дали отбой, и Сафонова пытается подзаработать в обход начальства. – Это же совсем другое, это же не плакат, а человек с натуры! К тому же тут до поверки два часа всего осталось! Я просто не успею! Может, завтра? Вдруг и Марго легче станет?

- Ты вот сейчас чего умничаешь, Боброва? Ты хочешь, чтобы я поняла, что зря отпускала тебя к Хмельницкой? Если ты за два с лишним года так и не научилась рисовать, то, получается, непонятно, чем вы там вообще занимаетесь, да? Немец завтра уже улетает к себе, так что времени ждать Хмельницкую нету. Но он знает, что ты всего лишь ученица. И, кстати, был приятно удивлён, что в нашей колонии возможно даже такое! Так что это... – открыла помаду, мазнула губы. – Не капризничай. Как сможешь, так и нарисуешь. Только не на отъебись, конечно. Я проверю.

* * *

Он ждал меня в клубе, в кабинете Натальи Ивановны. Она, несмотря на закончившийся уже рабочий день, поила его чаем и пыталась поддерживать непринуждённую беседу, но на самом деле в воздухе витало такое напряжение, что у меня моментально вспотели ладони.

- А вот и Мария! – с облегчением воскликнула Наталья Ивановна, едва я только вошла. И, вскочив с места, стала пихать меня под спину вперёд, к своему столу. – Она очень талантливая, очень! Не Маргарита, конечно, но и не боги горшки обжигают! Вот на Доме малютки видели сказочных героев? Это всё наша Маша рисовала! Очень, очень талантливая! Когда-нибудь обязательно станет настоящим художником, ну а пока... – и виновато развела руками.

- Здравствуйте, - несмело улыбнулась я Николосу.

Как мне было страшно! Нет, я знала точно, что не облажаюсь по-чёрному и нарисую всяко лучше, чем любая другая из нашего отряда, не считая, конечно, Марго. Но всё-таки немец был восхищён именно её работами, и именно они вызвали в нём желание получить свой портрет, а я...

- Здравствуйте! – улыбнулся он в ответ. Не так как тогда, на мероприятии, – широко и открыто, а сдержанно и... с любопытством, что ли?

- Николос, вы позволите, я оставлю вас – буквально ненадолго! - приложила Наталья Ивановна ладони к груди, и, не дожидаясь ответа сбежала. Интересно, Сафонова поделится с ней баблом? Или я себе это придумала и цирк на самом деле бесплатный?

Вообще в женских колониях не оставляют чужих мужиков наедине с чужими бабами, во избежание нежелательных беременностей, так сказать... Но, видно, это касалось случаев, когда мужик, например, простой строитель с воли или такой же заключённый присланный по разнарядке, или, там, ещё какой-нибудь обычный человек. Трайбер же то ли вызывал у них абсолютное доверие, то ли наоборот – непреодолимый страх, заставляющий прятаться, но нас оставили вдвоём. Правда приоткрытая дверь давала понять, что за ней топчется дежурная, но я и не собиралась пускаться во все тяжкие. Думаю, что и Трайбер тоже.

- Николос, – протянул он мне руку, и, слегка сжал мою робко протянутую в ответ ладонь. – А ты... Машша... Такое русское имя - Машша... Красиво.

Я вежливо улыбнулась. Очень красиво, ага. Позорное клеймо.

- Ну? – он развёл руками. – Начнём? Что я должен делать?

- Да, давайте, а то у меня не так много времени. – А если точнее, то час сорок до вечерней поверки, но об этом я, конечно, умолчала. – Только сразу хочу предупредить вас, Николос, что портреты – это не моё. Я, конечно, попробую, если вы хотите, но не обещаю, что получится. И не красками, просто карандашом. Ничего?

Он слушал и кивал, всем видом показывая, что понимает.

- О, хорошо! Хорошо! Не волнуйся, Маша. Это же в любом случае будет эксклюзив!

Мне нравился его акцент, очень милый, располагающий.

- Тогда просто сядьте так, чтобы вам было удобно.