Пылающий берег

Лотар вполне разделял ненависть своего старшего охотника к бушменам. Они были опасными вредителями, похитителями скота и убийцами. Его собственный двоюродный дед был убит во время одной большой охоты на бушменов пятьдесят лет назад; крошечная стрела с костяным наконечником нашла щель в его латах из сыромятной кожи, и семейная история сохранила все подробности его смерти.

Даже англичане с их тошнотворной сентиментальностью по отношению к черным расам осознали, что в двадцатом веке нет места для сан. И в постоянно действующих приказах Сесила Родса по британской южноафриканской полиции содержались инструкции, говорившие, что все сан и дикие собаки, встретившиеся патрулям, должны быть убиты без раздумий. Эти два вида считались единым целым.

Лотар не мог решиться; он разрывался между желанием проявить себя хорошим гражданином, уничтожив стаю сан, и желанием поправить собственные дела, догнав слонов.

— Слоновая кость, — решил он наконец. — Да, слоновая кость важнее, чем отстрел нескольких желтых бабуинов.

— Баас… смотри!

Хендрик, круживший у бассейна, резко остановился. Тон его голоса и напряженное положение головы заставили Лотара поспешить к нему, а потом быстро присесть на корточки, чтобы лучше изучить новые отпечатки.

— Не сан! — прошептал Хендрик. — Слишком большие.

— Но женские, — откликнулся Лотар. Отпечаток узкой ступни и маленьких пальцев говорили сами за себя. — Молодая женщина.

Пальцы погружались в глину глубже, чем пятка; это был упругий шаг, молодой шаг.

— Но это невозможно!

Хендрик присел рядом с ним и, не прикасаясь к следу, провел над ним пальцем. Лотар подался назад и покачал головой.

Черные жители Африки ходили босыми от рождения до смерти, и их ноги оставляли характерные плоские отпечатки.

— Носит обувь, — тихо произнес Хендрик.

— Белая женщина? Нет, невозможно! — повторил Лотар. — Только не здесь, не в компании диких сан! Бога ради, мы же в сотнях миль от цивилизации!

— Но тогда молодая белая женщина — пленница сан, — уверенно заявил Хендрик.

Лотар нахмурился.

Традиции рыцарства по отношению к женщинам своей расы были неотъемлемой частью воспитания Лотара, одним из столпов его протестантской веры. Будучи солдатом и охотником, Лотар умел читать следы на земле, это было необходимым для него, и он словно воочию видел тех, кто оставлял их. Теперь он сидел на корточках над этими изящными отпечатками, и в его уме возникла некая картина. Он видел девушку, грациозную, длинноногую, с прекрасными пропорциями тела, но сильную и гордую, с легкой походкой. И она должна быть храброй и решительной. В этих диких краях не было места для слабости, и девушка явно была в расцвете сил. Когда картина сложилась, Лотар ощутил пустоту в глубине души.

— Да, мы должны пойти за женщиной, — негромко произнес он. — Спасти ее от сан.

Хендрик возвел взгляд к небу, потянулся к своей тыкве-табакерке и высыпал на розовую ладонь немножко красного порошка.

— Ветер против нас, — он помахал одной рукой над следом. — Они идут по ветру. Нам их не догнать.

— Всегда найдется сотня отличных причин не делать того, что мы должны сделать. — Лотар пальцами расчесал влажные волосы и связал их на затылке кожаным шнурком. — Мы пойдем за сан, не за животными. Ветер значения не имеет.

— Сан и есть животные. — Хендрик зажал одну широкую плоскую ноздрю пальцем, а другой втянул красную пудру, и лишь после этого продолжил: — При таком ветре они почуют нас за две мили, а услышат задолго до того, как ты их увидишь.

Он отряхнул ладони и смахнул крупинки, оставшиеся на верхней губе.

— Отличная сказка! — рассердился Лотар. — Даже для тебя, величайшего лжеца во всей земле овамбо! — И резко добавил: — Хватит болтать, мы идем за белой девушкой. Бери след.

С высокой ветки дерева мопане Сантэн с нарастающим восхищением наблюдала за слонами у водопоя. Как только девушка преодолела трепет из-за их размера и монументального уродства, она быстро поняла, что всех членов стада явно связывают между собой самые нежные чувства. Они стали казаться ей почти очеловеченными.

Старый самец двигался неловко, у него явно болели суставы. Но остальные обращались с ним уважительно и предоставили одну сторону водоема в его личное распоряжение. Он пил шумно, вливая воду в рот из хобота могучей струей. Потом, постанывая от наслаждения, он опустился в грязь и стал поливать себя ею, хлопая хоботом по пыльной серой голове. Вода стекала по его щекам, и гигант радостно жмурился.

На противоположной стороне водоема пили и купались молодые самцы и самки; они выдували воду и грязь из хоботов, как из пожарных шлангов, окатывали себя между передними ногами и по бокам, поднимали головы и засовывали хоботы в рот, чтобы влить туда галлоны воды, булькавшей в их животах. Напившись, они стояли в воде, переплетя хоботы, и как будто снисходительно поглядывали на слонят, топчущихся между их ногами и под животами.