Пылающий берег

Как-то вечером О’ва забрался высоко на раздувшиеся ветки чудовищного баобаба и выкурил рой пчел, обитавших в дупле этого прапрадедушки всех деревьев. Спустился он с тыквенным сосудом, который наполняли плотные восковые соты, налитые благоухающим темным медом, собранным на цветах акации.

Каждый вечер они встречали новые виды диких животных: лошадиных антилоп, черных как ночь, с длинными изогнутыми рогами, что тянулись над их спинами почти до задних ног, и африканских буйволов, чьи головы уныло клонились под тяжестью массивных бугристых рогов, — от них пахло как от стада домашнего скота.

— Они возвращаются от большой реки и болот, — пояснил О’ва. — Они идут за водой; и когда она снова высохнет, они вернутся на север.

В ту ночь Сантэн проснулась от какого-то нового звука, бесконечно более пугающего, чем лай шакалов или безумные вопли и рыдания стаи гиен. Это был ураган звуков, заполнивших темноту, быстро нараставших, а потом превращавшихся в низкий рык. Сантэн вылезла из своего крохотного шалаша и поспешила к Ха’ани.

— Что это такое, старая бабушка? От этого звука кровь в жилах стынет!

Сантэн заметила, что дрожит, и старая женщина обняла ее.

— Даже храбрейшие из мужчин трясутся от страха, когда в первый раз слышат львиный рев, — успокоила она девушку. — Но ты не бойся, Хорошее Дитя, О’ва уже навел чары, чтобы защитить нас. Лев сегодня найдет себе другую добычу.

Но все равно остаток ночи они сидели поближе к костру, подбрасывая в него ветки и поленья, и ясно было, что Ха’ани, точно так же как Сантэн, не слишком рассчитывает на заклинания мужа.

Львиный прайд кружил у их стоянки, держась на самом краю освещенного пространства, так что Сантэн лишь изредка могла заметить светлые пятна, мелькнувшие во тьме, в кустах. Но с рассветом устрашающий хор умолк, львы двинулись на восток, а когда О’ва показывал женщинам следы гигантских кошачьих лап на мягкой земле, его объяснения отличались необыкновенной многословностью — старик испытывал явное облегчение.

Потом, на девятое утро после того, как они ушли от чаши «большого белого места», когда они подходили к другому водоему, в редком лесу мопане, где-то впереди раздался грохот, похожий на пушечный выстрел, и путники замерли на месте.

— Что это такое, Ха’ани?

Но та махнула рукой, веля Сантэн замолчать, и теперь они слышали треск ломавшегося подлеска, а потом что-то загудело, как большая труба.

О’ва быстро принюхался к ветру, как он делал, начиная охоту, а потом повел женщин через лес широким осторожным полукругом, пока не остановился под густой кроной высокого дерева мопане, и там положил на землю оружие и мешок.

— Идем! — подал он знак Сантэн и быстро, как обезьяна, влез на дерево.

Сантэн мешал увеличившийся живот, но она тоже взобралась на дерево, и из развилки ветвей посмотрела на травянистую поляну впереди, в центре которой образовалось озерцо.

— Слоны!..

Она мгновенно узнала этих огромных серых животных. Они спускались по дальней стороне большой поляны к воде, ступая тяжело, но плавно, качая головами, так что их огромные уши хлопали, а хоботы тянулись вперед, предвкушая сладость воды.

Слонов было много. В том числе старые самки с обтрепанными ушами и торчащими позвонками на спинах, молодые самцы с желтыми бивнями, малыши, у которых бивни еще не выросли, — шумные малыши, еще не отлученные от материнской груди, — эти держались поближе к родительницам. И над всеми возвышался величественный самец.

В плечах он был высотой больше десяти футов, его толстая серая шкура обвисла на ногах. Уши самца развернулись, словно паруса корабля, а его бивни были в два раза длиннее и толще, чем у любого другого самца в стаде.

Он выглядел старым, но вечным; огромный и морщинистый, он обладал величием и загадочностью, которые показались Сантэн отражением самой сути этой земли.

Лотар де ла Рей вышел на след слоновьего стада через три дня после того, как ушел от реки Кунене, и они вместе с его следопытами из племени овамбо осторожно шли по нему, расходясь в стороны и всматриваясь в землю, как охотничьи псы.

Когда они снова сошлись, Лотар кивнул их старшему:

— Говори, Хендрик.

Этот овамбо был так же высок ростом, как Лотар, но шире в плечах. Кожа у него была темной и гладкой, как растаявший шоколад.

— Хорошее стадо, — высказал свое мнение Хендрик. — Сорок самок, многие со слонятами, восемь молодых самцов.

На гордой голове воина был намотан темный тюрбан, на мускулистой груди болталось множество ожерелий из стеклянных бусин, но при этом на нем были и бриджи для верховой езды, и патронташ через плечо.

— Главный самец настолько стар, что у него гладкие подошвы; он такой старый, что не может больше пережевывать еду, его помет полон кусков коры и веток. Он припадает на передние ноги, его бивни уже слишком тяжелы для него, на него и надо охотиться, — сообщил Хендрик, перекладывая винтовку «маузер» в правую руку и взвешивая ее в предвкушении охоты.

— След уже старый, — тихо заметил Лотар. — В нем насекомые и птичий помет. Три дня.

— Они кормятся. — Хендрик развел руками. — Идут широко, двигаются медленно, слонята замедляют ход.