Сантэн ничего не слышала сквозь гром и шум дождя, но О’ва что-то выкрикнул, предостерегая. Они вскарабкались по крутому берегу водоема, скользя в липкой грязи, а желтая вода уже добиралась до их колен. С берега до Сантэн донесся звук, встревоживший О’ву, гулкий шелест, вроде ветра в высоких деревьях.
— Река! — О’ва показал куда-то сквозь завесу серебряного дождя. — Река снова ожила!
Она явилась, как некое живое существо, чудовищный пенистый желтый питон, с шипением промчавшийся по песчаному руслу, заполнивший его от берега до берега; поток нес трупы утонувших животных и ветки деревьев. Вода ворвалась в чашу, взбивая на поверхности волны, налетала на берега рядом с людьми, закручивалась водоворотами, пытаясь ухватить их за ноги и грозя утащить в глубину.
Они схватили свое небогатое имущество и стали подниматься выше по берегу, держась друг за друга. Дождевые тучи принесли с собой преждевременную ночь, стало холодно. Разжечь огонь не было возможности, и они жались друг к другу ради тепла и дрожали.
Дождь шел, не ослабевая, всю ночь.
Пришел тусклый свинцовый рассвет, и они увидели затопленный ландшафт, огромное дрожащее озеро с островками высокой почвы, с которых стекала вода, и согнутые акации, похожие на спины китов.
— Он что, никогда не прекратится? — прошептала Сантэн.
У нее безудержно стучали зубы — холод, казалось, пробрался даже в ее утробу, потому что младенец вертелся и брыкался, протестуя.
— Пожалуйста, пусть он остановится…
Бушмены выносили холод с такой же стойкостью, как и прочие испытания. А дождь, вместо того чтобы ослабнуть, лишь наращивал темп, все колотил и колотил по промокшей земле.
А потом он закончился. Не наблюдалось никаких признаков этого, никакого уменьшения потоков; только что он падал сплошным водопадом, а в следующую секунду исчез. Низкая завеса темных туч лопнула и улетела, как шкурка зрелого фрукта, и солнце обрушило на мир ослепительное сияние, снова ошеломив Сантэн контрастами этого дикого континента.
К полудню иссохшая земля уже поглотила влагу, доставшуюся ей. Потоки исчезли без следа. Только в самой чаше все еще от берега до берега плескалась вода, поблескивая едкой желтизной. Однако суша очистилась и расцвела красками. Пыль, покрывавшую каждый куст и каждое дерево, смыло водой, и Сантэн увидела зелень, какой и представить себе не могла в этой желтовато-коричневой, как львиная шкура, земле. Почва, все еще влажная, играла оттенками охры, оранжевого и красного, а песенки маленьких пустынных жаворонков наполняли радостью все вокруг.
Путники разложили на солнце свое имущество, которое начало испускать пар, высыхая. О’ва, не в силах сдержаться, пустился в восторженный танец.
— Духи облаков открыли перед нами дорогу! Они наполнили водой колодцы на востоке. Готовься, Ха’ани, мой маленький пустынный цветок: до завтрашнего рассвета мы отправимся в путь!
В первый же день нового перехода они очутились в другой стране, настолько отличной от прежней, что Сантэн с трудом верила, что это тот же самый континент. Здесь древние дюны уплотнились и сблизились, превратившись в мягкие волны, и на них теперь пышно цвела растительная жизнь.
Группы деревьев мопане и высоких киаат, перемежаемые почти непроходимыми зарослями эвкалипта, высились на холмиках, образованных сглаженными дюнами. Кое-где гигантские серебристые терминалии или монументальный баобаб возвышались на семьдесят футов над остальным лесом.
В промежутках между холмами лужайки золотистой травы и разбросанные тут и там верблюжьи акации придавали пейзажу вид ухоженного парка. В самых низких местах еще осталась вода, и вся земля как будто гудела и кипела жизнью.
Сквозь желтую траву уже пробивались нежные ростки свежей зелени. Целые сады диких цветов, маргариток и белых лилий, гладиолусов и полсотни других видов, которые Сантэн не узнавала, выскочили вдруг, как по велению мага, восхищая девушку красками и изысканной красотой и заставляя ее снова и снова восхищаться плодородием Африки. Она набрала цветов и сплела их в ожерелья для себя и Ха’ани, и старая женщина похорошела, как невеста.
— О, как бы мне хотелось иметь зеркало, чтобы показать тебе, как очаровательно ты выглядишь! — Сантэн обняла бушменку.
Даже в небе Африка демонстрировала свое изобилие. Целые стаи красных ткачиков, плотные, как пчелиный рой, кружились над ними, в подлеске суетились сорокопуты, сверкая рубиновыми грудками, рябки и франколины, жирные, как домашние куры, водоплавающие птицы толпились у наполнившихся водоемов — дикие утки, и длинноногие ходулочники, и тощие голубые цапли…
— Как все это прекрасно! — восторгалась Сантэн.
Теперь каждый дневной переход стал легким и спокойным, несравнимым с трудностями ядовитых западных равнин, и когда путники останавливались на ночь, они наслаждались роскошью неограниченного количества воды, пирами из диких фруктов и орехов, а также мясом, добытым силками и стрелами О’вы.