Пылающий берег

Все другие существа были посторонними. Первые из этих других явились по пути миграции с севера — огромные черные люди, гнавшие перед собой стада. Намного позже появились и другие, с кожей как рыбье брюхо, которая краснела на солнце, и светлыми, словно слепыми глазами, — эти вышли из моря на юге. И вот эта женщина была одной из таких. Они стали пасти овец и коров на древних охотничьих землях и убивать тех животных, которые кормили бушменов.

Лишившись собственных средств к существованию, бушмены наблюдали за одомашненными стадами, заменившими диких животных вельда. У бушменов не было чувства собственности, не было традиций частного обладания. Они угоняли стада чужаков, как угнали бы диких животных, — и тем самым наносили владельцам смертельное оскорбление. И черные, и белые объявили бушменам войну, безжалостную и жестокую, и жестокость все нарастала из-за страха перед крошечными, как будто детскими стрелами, которые были смазаны ядом, вызывавшим неумолимую и мучительную смерть.

И вот, вооружившись обоюдоострыми ассегаями или сев на лошадей и имея при себе огнестрельное оружие, они стали охотиться на бушменов, словно те были опасными зверями. Они стреляли в них и прокалывали копьями, заваливали камнями в пещерах и сжигали заживо, травили и истязали их, щадя разве что самых маленьких детей. Но этих детей они сковывали цепями, потому что тех, которые не умирали от тоски, следовало «приручить». И сделать из них вежливых, преданных и вполне милых маленьких рабов.

Те Настоящие Люди, которые сумели пережить это целенаправленное уничтожение, ушли в дурные, безводные земли, где только они, с их удивительным знанием и пониманием земли и ее существ, могли выжить.

— Она из других, — повторил О’ва, — и она уже мертва. Воды у нас хватит только на нас самих.

Ха’ани не сводила взгляда с лица Сантэн, но мысленно упрекнула себя: «Старая женщина, незачем было рассуждать о воде. Если бы ты дала ее без разговоров, тебе не пришлось бы терпеть глупость этого мужчины».

Она повернулась к мужу и улыбнулась.

— Мудрый старый дед, посмотри в глаза этого ребенка, — льстиво заговорила она. — В них еще есть жизнь, и храбрость тоже есть. Эта не умрет, пока не высохнет окончательно.

Ха’ани осторожно сняла с плеча ремень сумки из сыромятной кожи, не обращая внимания на тихое неодобрительное шипение мужа.

— Вода пустыни принадлежит всем, и племени сан, и другим, тут нет различий, как ты доказываешь.

Из сумки она достала яйцо страуса, почти безупречный шар цвета полированной слоновой кости. Скорлупа была искусно украшена резьбой, изображавшей гирлянды из силуэтов птиц и животных, а из отверстия в ней торчала деревянная пробка. Содержимое скорлупы плескалось, когда Ха’ани взвешивала его на сложенных ладонях, и Сантэн тихо заскулила, как щенок, отнятый от материнского соска.

— Ты своевольная старая женщина, — с неприязнью произнес О’ва.

Это был самый сильный протест из допускаемых традициями бушменов. Он не мог приказывать ей, не мог ей запрещать. Бушмены могли только советовать друг другу, у каждого из них не было власти над сотоварищами; среди них не было ни вождей, ни командиров, все они были равны, мужчины и женщины, старые и молодые.

Ха’ани осторожно откупорила яйцо и подошла ближе к Сантэн. Она положила руку на затылок девушки, чтобы поддержать ей голову, и подняла яйцо к ее губам.

Сантэн жадно глотнула и поперхнулась, вода потекла по ее подбородку. На этот раз и Ха’ани, и О’ва недовольно зашипели — каждая капля воды была драгоценной, как кровь. Ха’ани отодвинула яйцо, и Сантэн всхлипнула и потянулась к нему.

— Ты невежлива! — выбранила ее Ха’ани.

Она поднесла яйцо к собственным губам и втягивала воду, пока ее щеки не раздулись. Потом положила ладонь на подбородок Сантэн, наклонилась вперед и прижалась ртом к губам Сантэн. Осторожно, по капле, она выпустила часть воды в рот девушки и подождала, пока та проглотит, прежде чем дать ей еще. Отправив в рот Сантэн последнюю каплю, она села и некоторое время наблюдала, пока не сочла, что девушка готова принять новую порцию. И тогда точно так же влила ей в рот вторую порцию воды, а попозже и третью.

— Эта самка пьет, как слониха у заводи, — недовольно заметил О’ва. — Она уже проглотила столько воды, что ею можно было бы наполнить пересохшее русло реки Куйсеб.

Конечно, он был прав, неохотно признала Ха’ани. Девушка уже выпила полную дневную порцию воды взрослого человека. И бушменка снова закупорила страусиное яйцо, хотя Сантэн умоляла и протягивала к ней руки, — и решительно уложила его в кожаную сумку.

— Еще чуть-чуть, пожалуйста… — шептала Сантэн.

Но старуха не обращала на нее внимания, повернувшись к своему спутнику. Они принялись о чем-то спорить, размахивая руками, щелкая пальцами, — и это были грациозные птичьи жесты.