Пылающий берег

Маленький гном, похожий на человека, сидел на корточках в десяти футах от того места, где она лежала, и Сантэн поняла, что это должна быть галлюцинация. Она несколько раз быстро моргнула, стараясь очистить глаза, но в результате лишь рассмотрела вторую крошечную фигурку, сидевшую на корточках позади первой. Сантэн потерла глаза и попыталась сесть, и ее движение вызвало новый взрыв странного хруста и пощелкивания; девушке понадобилось еще несколько секунд, чтобы сообразить: два крохотных гнома разговаривают между собой со сдержанным волнением, и они реальны, они не мысленный результат ее слабости и болезни.

Та фигурка, что находилась ближе к Сантэн, была женщиной, ее груди свисали ниже пупка. Они походили на пустые табачные кисеты из свиной кожи. И женщина была старой… Нет, поняла Сантэн, «старая» — это не то слово, она древняя. Она была сплошь сморщенной, как изюминка. На ее теле не было ни дюйма кожи, которая не висела бы складками, которая не выглядела бы смятой и потрескавшейся. Морщины не шли в каком-то одном направлении, они пересекались друг с другом, как лучи звезд. И ее висячие груди были сморщенными, и ее толстый маленький живот; морщинистая кожа свисала мешками с ее колен и локтей. Сантэн была даже зачарована этой картиной. Она никогда не видела подобного человеческого существа, даже в бродячих цирках, что перед войной заезжали в Морт-Ом каждое лето. Сантэн с трудом приподнялась на локте и уставилась на женщину.

Крохотная старуха отличалась еще и невероятным цветом, она как будто светилась на солнце, подобно янтарю, и Сантэн невольно подумала о полированной чашечке отцовской пенковой курительной трубки, за которой он тщательно ухаживал. Но этот цвет был даже ярче, вроде зрелого абрикоса на ветке; несмотря на слабость, по губам Сантэн скользнула улыбка.

Старая женщина, с таким же вниманием изучавшая Сантэн, мгновенно улыбнулась в ответ. Сетка морщин вокруг ее глаз съежилась, превратив их в подобие китайских щелочек. Но в черных зрачках сверкнуло такое веселье, что Сантэн тут же захотелось протянуть руки и обнять кроху, как она обняла бы Анну. Зубы старухи были стерты почти до десен и перепачканы табаком, но между ними не имелось дыр, и они выглядели ровными и крепкими.

— Вы кто такие? — прошептала Сантэн, с трудом шевеля потемневшими распухшими губами.

Женщина тихо прошипела что-то и пощелкала языком.

Под обвисшей морщинистой кожей на ее голове вырисовывался маленький, красиво очерченный череп, а ее лицо имело нежную форму сердечка. Серые, похожие на шерсть волосы были скручены в маленькие тугие комочки, каждый размером с зеленую горошину, а между ними просвечивала голая кожа. Уши у женщины были маленькими, остроконечными и прижимались к черепу, как уши эльфов с картинок детских книг, но у них не было мочек, и все вместе — странные уши и сверкающие глаза — создавали впечатление настороженности и насмешливости.

— У вас есть вода? — прошептала Сантэн. — Мне бы воды… пожалуйста…

Старая женщина повернулась к своему спутнику и защелкала языком. Это был почти ее двойник, тоже невероятно сморщенный, с сияющей абрикосовой кожей, с такими же клочками волос на голове, яркими глазами и острыми ушами без мочек, — только это был мужчина. Усомниться в этом не приходилось, потому что кожаная набедренная повязка сдвинулась в сторону, когда он сел на корточки, и наружу показался пенис, совершенно не соответствовавший размерам тела, его конец касался песка. Пенис был слегка напряжен, что говорило о полноценной мужской силе.

Сантэн вдруг заметила, что таращится на него, и поспешно отвела взгляд.

— Воды… — повторила она.

На этот раз она сделала движение, показывая, как будто пьет.

Оживленное обсуждение между двумя стариками тут же прервалось.

— О’ва, это дитя умирает без воды, — сказала старая бушменка своему мужу.

Она произнесла первый слог его имени со звуком поцелуя — «Кисс-ва».

— Да она уже мертва, — быстро ответил бушмен. — Слишком поздно, Ха’ани.

Имя его жены начиналось с резкого, взрывного придыхания, а заканчивалось мягким щелканьем языка о заднюю часть верхних зубов — звуком, который западные люди обычно воспринимают как легкое раздражение.

— Вода принадлежит всем, живущим и умирающим, это первый закон пустыни. Ты и сам хорошо это знаешь, старый дед.

Ха’ани говорила предельно убедительно, даже использовала максимально уважительный термин «старый дед».

— Вода принадлежит всем людям, — согласился старик, кивая и моргая. — Но она не из племени сан, она не настоящий человек. Она принадлежит другим.

Этим коротким заявлением О’ва лаконично выразил взгляд бушменов на мир вокруг них.

Первым человеком в далеком прошлом был именно бушмен. Его племенная память проникала сквозь завесу веков к тому времени, когда на всей этой земле больше никого не было. Охотничьи угодья бушменов тянулись от далеких северных озер до суровых горных хребтов на юге, охватывая весь континент. Бушмены были исконными хозяевами этой земли. Они были Настоящими Людьми, племенем сан.