– Силой обладал Таламандас. Он был связан взаимными обещаниями и соглашениями с бессчетным количеством человеческих божеств. В том числе с Худом, богом Смерти. Боги баргастов слишком молоды. Я… Я не чувствую их. Простите, я не знаю, куда мы попали.
– Мое проклятие всюду следовать за дураками! – в отчаянии выкрикнул Торант.
Какое-то время тишину нарушало только дыхание и лошадиный храп. Сеток пыталась ощутить дуновение воздуха, но воздух был недвижим. В бедре закололо, и она снова опустилась на землю, а затем наугад поползла. Гуано стало гуще, руки проваливались по запястья, и тут Сеток нащупала каменную кладку. Обтерев ладони, она провела по камню пальцами.
– Эй, я нашла стену! Она рукотворная.
За спиной что-то зашуршало, потом стукнул кремень. Посыпались искры, что-то вспыхнуло и загорелось. Торант поднес запаленную лучинку к фитилю походного фонаря. Пространство вокруг обрело форму.
Вся пещера была обложена камнями; самые большие – сверху, в опасно неустойчивом беспорядке. Тут и там группками висели летучие мыши. Почувствовав свет, они заверещали и разлетелись.
– Смотрите! – произнес Кафал, указывая на летучих мышей, которые просачивались в щели между плохо уложенными камнями. – Вот и выход.
Торант невесело засмеялся.
– Мы погребены. Когда-нибудь нас раскопают мародеры и найдут кости двух мужчин, ребенка и лошади. Подумают, что ее закопали с нами, чтобы она отвезла нас в иной мир. Потом обратят внимание, что все кости, кроме некоторых, обглоданы, на камнях царапины и сколы, а кругом валяются скелетики летучих мышей и засохший помет…
– Лучше уйми свое воображение, Торант, – посоветовал Кафал. – Да, мы видим всего лишь щели, но зато знаем, что вот он, выход. Нужно его раскопать.
– Кафал, это курган. Начнем выворачивать камни, он обрушится на нас.
– Другого выбора у нас все равно нет.
Колдун подошел к стене, сквозь которую упорхнули летучие мыши, достал кинжал и начал ковырять кладку. Вооружившись своим охотничьим ножом, Торант присоединился к нему.
Под царапанье металла о камень Сеток пересела ближе к фонарю. Воспоминания о белом пламени нахлынули на нее. Голова болела, как будто огонь выпалил мозг, оставив только пустые, пульсирующие островки за глазницами. Ни единого безмолвного завывания – Волки потеряли ее след.
–
Торант что-то пробормотал, Кафал ему ответил, затем повернулся к ней:
– Там, где мы копаем, уже был проход. Если это и правда курган, его давно разграбили.
– А зачем грабителям тело?
– Здешнее гуано, видимо, растворяет кости. Но главное, что мы сможем раскопать себе выход, и ничего на нас не свалится…
– Я бы не был так уверен, – произнес Торант. – Нам придется расширить проход, чтобы прошла лошадь. Мародерам такая дыра была не нужна.
– Советую тебе смириться с мыслью, что кобылу придется убить, – сказал Кафал.
– Ни за что. Это оул’данская лошадь. Последняя. И она моя – нет, мы с ней одно целое. Мы оба остались одни. Если умрет она, я умру вместе с ней. Этот курган станет нашим последним пристанищем.
– У тебя мрачный склад ума.
– Имеет право, – пробормотала Сеток, разглядывая пол пещеры.
Воскликнув «Ага!», она наклонилась и подняла что-то маленькое, покрытое засохшей грязью.
– Монета. Медяк. – Сеток отчистила зеленоватую бляху и поднесла ее к фонарю. – Чеканка незнакомая. Точно не летерийская и не болкандская.
Кафал подошел к ней.
– Дай посмотреть, Сеток. В моем племени собирали монеты и делали из них доспехи. Один такой хауберк утянул моего отца на дно.
Сеток отдала ему монету.
Колдун долго рассматривал ее, то и дело переворачивая, потом со вздохом отдал обратно.
– Ничего. Какая-то царственная особа, похожая на императрицу. Скрещенные мечи могут указывать на Семь Городов, но надпись совершенно незнакомая. Мы не в нашем мире, Сеток.
– Я и не сомневалась.