Пыль грез. Том 1

Противоборствующие силы – это мне понятно. И каждый из нас играет свою роль. Каждый из нас создает своих «других» и прокладывает жизненный курс, вечно лавируя между битвами и ранами, триумфальными победами и горькими поражениями. В удобстве мы создаем крепости. В убеждениях мы строим укрепления. В насилии мы куем мир. В мире мы обретаем опустошение.

Где-то далеко за спиной тело Калит лежало в пожухлой траве, брошенное на каменное сердце Пустоши. «Все здесь. Все».

– Мы в самом деле сломлены. Мы… пали.

Что делать, если в битве нельзя победить? Ответов не было. Только возвышалась перед глазами кровавая жертва, которой суждено освободиться.

– Правда ли, что мир без магии мертв? Ты ведь это пророчишь? В этом твое будущее? Нет, когда тебя наконец освободят, твой противник тоже пробудится, и ваша война продолжится.

В этом замысле не было места смертным. Требовалось новое будущее. Для к’чейн че’маллей, для людей из каждой империи, из каждого племени. Если в смертном мире ничего не изменить, конфликты и противостояния так и будут продолжаться – между культурами, религиями и так далее.

Калит и не подозревала, что разумные существа могут быть столь недалекими.

– Им от меня нужна вера. Религия. Божественный закон, отделяющий праведников от грешников. Я не могу им этого дать. Пусть лучше Риток убьет меня. Я не скажу ничего, что они хотят от меня услышать.

Вдруг она увидела перед собой безоблачное синее небо. Солнце опаляло ей голые руки, ноги и лицо с засохшими следами слез. Калит поднялась. Все болело, на языке застыла горечь.

А к’чейн че’малли по-прежнему смотрели на нее.

– Что ж, – произнесла Калит, становясь на ноги. – Вот что я вам скажу. Ищите веру друг в друге, не дальше. Боги будут воевать между собой, им нет дела до наших поступков. Будьте незаметны, держитесь подальше от их глаз. Мы лишь муравьи в траве, ящерки на камнях. – Она помолчала. – Где-то там вы встретите подлинное воплощение этого принципа. В одном лице или в десяти тысячах лиц. Они не ищут ничьей воли, никакой сущности или силы. Их связывает только товарищество, верность, доведенная до совершенства. И при этом лишенная высокомерия. Мудрая в скромности. И этот один – или десять тысяч – выбрал свой путь. Он готовится не грозить небесам кулаком, нет, он подставит небесам ладонь, наполненную слезами. – Она сама не заметила, как ее голос стал яростнее. – Вам нужна вера? Вам нужно кому-то или чему-то поклоняться? Нет, не поклоняйтесь этому одному или десяти тысячам, поклоняйтесь их жертве, ведь они приносят ее во имя сострадания. А это единственное дело, за которое стоит сражаться и умирать.

Калит вдруг почувствовала себя уставшей, отвернулась и отпихнула ногой выбеленный солнцем клык.

– Идемте, разыщем этих наших кумиров.

Она шла вперед, и к’чейн че’маллей это устраивало. Саг’Чурок смотрел, как хрупкий, ничтожный человечек шагает прочь, оставляя за спиной гряду, на которой сражались и погибли двое драконов.

И охотник К’елль был весьма доволен.

Он чуял сладкую гордость, которую источала Гунт Мах.

Гордость за их Дестрианта.

Огромная повозка, запряженная четырьмя волами, въехала в лагерь, где ее с горестными причитаниями окружили матери, мужья, жены и дети. Они тянули руки к повозке, как будто желая схватить своих родных и возлюбленных, чьи тела были свалены подобно бревнам. Мрачный катафалк остановился. Толпа зашевелилась. Собаки завыли.

Сеток с холма наблюдала за охватившим лагерь безумием. Она стояла неподвижно, только ветер трепал иссохшие волосы. Воины разбежались по юртам готовиться к войне, хотя никто из них не знал ни лица врага, ни где его искать. Будущие предводители оглашали округу боевым ревом, били себя в грудь и бряцали оружием. Несмотря на всю боль и гнев, зрелище выглядело настолько жалким, что Сеток не выдержала и отвернулась.

Никому не хотелось быть жертвой неизвестных. Поэтому объектом жестокого возмездия были выбраны те, кто ближе всего. Одни клялись истребить акриннаев, другие – д’рхасилани, третьи – даже летерийцев.

Племя Гадра собиралось на войну. Баргасты окружили шатер вождя Столмена, ожидая его решения. Тот наверняка понимал: если не дать воинам утолить жажду крови, его свергнут и убьют. Так что придется ему возглавить войско, накинуть на широкие плечи шкуру бхедерина и взять в руки двойной топор. Жена Столмена, которая вполне могла тягаться с ним в свирепости, раскрасит его покрытое шрамами лицо белой краской, нарисует на нем убийственный оскал – маску смерти. Ее мать, сморщенная остролицая карга, проделает то же самое с ней. На точильных камнях запели клинки. Баргасты собирались на войну.