Пути и маски

Научи же, как нащупать между ними грань… Если она вообще есть.

Раскалывалась голова. Альен опустил её на руки, прижав костяшки ко лбу. Лёгкая боль успокаивала. Он не спал две последних ночи — держался только на тех снадобьях, что так взволновали рыжего хозяина. Может, Бадвагур всё-таки прав и немного вздремнуть не так уж бессмысленно?… С их отъезда из замка агх, позабыв о собственной скорби, окружил его назойливой заботой — такой, что его незабвенная матушка позавидовала бы. Считал каждую ложку, отправленную в рот Альеном, и занудно твердил, что тот мало спит.

«Ты погубишь себя раньше, чем доберёшься до земель колдовства, волшебник, — ворчал Бадвагур сквозь дым от своей трубки, когда вечерами они сидели у очага. — Никому тогда не будет пользы от твоих метаний».

«От них и так, скорее всего, не будет никому пользы», — тускло подумал Альен, поднимаясь к себе в комнату. Там он разделся, завернулся в тонкое одеяло и почти сразу уснул.

* * *

Равнина, выжженная солнцем — золотистый песок до самого горизонта и жар, от которого хочется пить. Альен брёл по этому песку, и он жёг босые подошвы, а позади тянулась цепочка следов: он шёл давно. Шёл к белым вратам, за которыми ревело пламя…

«Мы ждём тебя, Повелитель Хаоса».

Дивные голоса, звенящие лучше любой музыки — и лучезарно-прекрасные, высокие создания со звёздами вместо глаз… Ослеплённый белизной их одежд, Альен едва не заплакал. Вот она, опора и спасение, вот надежда для всех. Как он может быть повелителем хоть чего-нибудь, когда извечные Хозяева — Они?…

«Мы ждём тебя, Повелитель Хаоса. Ты откроешь Врата до конца, и тогда мы будем свободны. И тогда Обетованное вновь станет нашим».

Конечно — конечно, всё что угодно… Альен глубоко вдохнул — раскалённый воздух резанул лёгкие — и побежал, еле касаясь ногами земли. Он успеет, он должен успеть…

И вдруг — тишина. Шорох крыльев, повсюду светлые перья — и рыдания, полуптичьи-полулюдские, томительно долгие, хватающие за душу… Ту, что рыдала, Альен не видел — лишь слышал голос:

«Прошу тебя, нет. Ты должен закрыть Врата — закрыть навсегда! Всё погибнет, если откроешь! Всё живое, всё любящее и ненавидящее. Будет лишь магия и холодная власть без сердца, и холодная красота посреди пустот».

— Так кого же мне слушать? Кого? — в отчаянии повторял Альен, крича в небеса — но они молчали. И в них, точно в синей раме, водоворотом крутились маски — одна за другой: отец с матерью, Нитлот и Ниамор, Дарет и Мора — и Фиенни, Фиенни, Фиенни…

— Милорд, проснитесь! Пожалуйста, милорд!..

Альен открыл глаза и откашлялся, хватая ртом воздух. Очертания потолка расплывались. Он чувствовал себя так, будто долго пролежал с тяжеленной плитой на груди, а потом сбросил её.

— Это был сон, милорд, просто сон, — бормотал по-дорелийски жалобный голос где-то справа. — Вы так кричали, вот я и… Может, Вам воды принести?

Альен рывком сел и увидел лохматого смуглого парнишку — того самого вора. Он стоял на коленях у его кровати и мелко дрожал, сжимаясь в комок. Дверь была приоткрыта. Альен поднял руку, и она со щелчком захлопнулась; воришка вздрогнул.

— Как Вы вошли? — спросил Альен, стараясь изгнать из голоса любые признаки волнения. Пора проучить глыбой льда этого наглеца — причём необязательно в переносном смысле…

Он выбрался из кровати, набросил рубашку и первым делом коснулся невидимой крошечной пентаграммы на ящике стола, где хранил диадему. Та светилась ровным зелёным светом — значит, украшение на месте.

— Дверь была открыта, — голос мальчишки дрожал, как и он сам: зрелище было жалкое. — Простите, милорд… Не хотел беспокоить.

На обращение «милорд» Альен недовольно дёрнул плечом — до кого-то долго доходит… Потом, успокоившись, щелчком мизинца зажёг свечу: пока он спал, на улице стемнело. Эти ти'аргские зимы… В Минши их, наверное, будет даже ему не хватать.

Дорелиец наблюдал за ним широко распахнутыми мышиными глазками — совсем как тогда, пару дней назад… Альен поморщился, но кивнул на стул.

— Садитесь, раз уж пришли. Вообще-то у меня нет привычки оставлять дверь открытой.

— Но я не лгу, — заверил парень, бочком перебираясь на стул и исподтишка оглядывая комнату. — Вы ужасно кричали, я думал, Вам плохо…

— Спасибо за заботу, — прервал Альен, — но, думаю, не стоило. Хозяин сказал, что Вы пытались узнать моё имя.

Мальчишка, к его удивлению, покрылся багровыми пятнами.

— Зелёная Шляпа? Да не слушайте его, он вечно сочиняет… Мне просто к слову пришлось, а он раздул…

— Он странный, — задумчиво заметил Альен, представив юркие костлявые пальцы и рыжие патлы, видневшиеся из-под старой шапки. Некстати вспомнилось, что много лет назад, когда они останавливались здесь с отцом, хозяин выглядел точно так же. Абсолютно.

— Это точно, — парень с явным облегчением поддержал тему. Он сидел на самом кончике стула так, словно сиденье сделано из гвоздей. — Я слышал, местные считают его колдуном… Ох, простите, милорд — волшебником. Никто не понимает, почему альсунгцы не тронули его двор, хотя разорили все окрестности.