Читаем Путевой дневник полностью

Исторические исследования концепций расизма и социологические исследования расизма могут помочь нам понять, каким образом Эйнштейн использует слово «раса» и могут ли его негативные утверждения о других нациях и этнических группах быть расценены как расистские. Несмотря на радикализм своих идей, многие выдающиеся мыслители эпохи Просвещения и первой половины XIX века, как, например, Вольтер, Кант, Гегель и Маркс, не верили в равенство рас212. В конце XIX века концепция расы распространилась как «научная парадигма» среди значительного числа европейских интеллигентов, что привело к появлению «научного расизма»213. К 1880-м годам радикальные правые сторонники «биологического антисемитизма» стали все чаще говорить о якобы «дефектах наследственности» у евреев214. Эти события привели еврейскую интеллигенцию к поискам того, что они определяли как «объективные критерии для определения еврейской национальной принадлежности». Так расовые идеи вошли в интеллектуальный дискурс еврейской принадлежности в Центральной Европе215. В Германии «эссенциалистские вгляды» использовались в основном сионистами, чтобы укрепить свои аргументы и «внушить национальную гордость»216. Однако некоторые умеренные и крайние сторонники ассимиляции среди евреев также увлекались расовыми определениями еврейской национальной принадлежности217. Такие из них, как Отто Вейнингер, Артур Требич и даже Вальтер Ратенау, на самом деле приняли главные аргументы «арийской расовой идеологии»218. Даже некоторые сионистские идеологи мейнстрима, например Макс Нордау, приняли антисемитское утверждение о пресловутых еврейских «чертах вырождения»219. Главными внутренними причинами того, что концепция расы, появившаяся в этот период, стала так важна в определении коллективной еврейской принадлежности, были заметный спад в значении религии среди западных еврейских общин, отсутствие единого языка, неимение отдельной зоны для еврейских поселений. Из-за этого при поддержке якобы «научных» теорий общая родословная, совместное «биологическое» или «расовое» наследие, оказались восприняты как самые яркие характеристики еврейской национальной принадлежности220. Множество немецких сионистов выступали за «чистоту расы» евреев и верили, что она нуждается в «защите», в свете того, что число смешанных браков в немецко-еврейском сообществе росло. Даже такие умеренные лидеры, как Артур Руппин, который поддерживал планы левосторонних сионистов и мирное сосуществование с арабами Палестины, приветствовал идеал еврейской «чистоты расы»221. Некоторые сионисты в Германии также выступали за «расовую инаковость» евреев и считали, что евреи и немцы не могут быть совместимы222. При этом историки немецкого еврейства утверждают, что распространители расовых теорий среди еврейских националистов «никогда не приняли эксплицитно доктрину расового превосходства»223. В то же время это не помешало немецким сионистам в своей пропаганде использовать «утверждения о пресловутом моральном, интеллектуальном и эмоциональном прогрессе евреев»224.

Новое поколение социологов расизма определяет этот феномен на самом базовом уровне как «отрицание человеческой природы […] и способ оправдания неравенства»225. Диалектика эго и другого «найдена в сердцевине любого расизма»226. Процесс дифференциации своей группы от другого (то есть «расовая категоризация») может быть определен как «процесс очерчивания границ группы и размещение индивидуумов внутри этих границ согласно первичной связи с (предположительно) унаследованными и/или биологическими (обычно фенотипическими) характеристиками»227. Майлс и Браун определяют расизм как идеологию, в которой «биологические и/или соматические характеристики» использованы «как критерий, по которому определяются народности. […] эти народности представлены как обладающие естественными, неизменными происхождением и статусом и потому являются по природе своей другими». Целевую группу «нужно снабдить дополнительными (оцененными негативно) характеристиками […] Эти характеристики или последствия могут быть либо биологическими, либо культурными»228. Оцененная негативно группа «идеологически трактуется как угроза». Идеология «может принять форму относительно последовательной теории». Но она также может проявиться «в виде не столь связных стереотипов, образов, атрибуций и объяснений, которые построены и использованы с тем, чтобы преодолевать трудности повседневной жизни»229.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневник ученого

Путевой дневник
Путевой дневник

Осенью 1922 года Альберт Эйнштейн предпринял путешествие по Дальнему и Ближнему Востоку длиной почти полгода. На нить его сложного маршрута были нанизаны Гонконг и Сингапур, две короткие остановки в Китае, многочисленные лекции по всей Японии, почти двухнедельное пребывание в Палестине и трехнедельное – в Испании. Под этой обложкой приводится полный текст дневника, который физик вел на протяжении поездки.Сделанные наскоро записи отражают соображения автора о науке, философии, искусстве и политике, а также сиюминутные впечатления и отвлеченные размышления об актуальных событиях. Заметки стали предметом пристального внимания исследователей, потому как содержат также указания на спорные воззрения автора по расовому вопросу, которые отчасти объясняются, впрочем, веяниями эпохи.Эйнштейн и впредь станет держать под рукой блокнот во время путешествий. Это его первый опыт, сообщающий некоторые неизвестные детали о личности ученого, впервые столкнувшегося с огромным удивительным миром.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Альберт Эйнштейн , Альфред Бестер

Документальная литература / Научная Фантастика / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука