Читаем Путевой дневник полностью

Применяет ли он бинарные конструкции ориентализма к местным жителям, с которыми встречается? Есть многочисленные примеры того, что применяет, по крайней мере, в какой-то степени. Например, он записывает свои негативные впечатления о некультурных левантийцах в Суэцком канале, об агрессивных нищих в Коломбо, об апатичных батраках и жителях деревень в Китае и якобы не столь интеллектуально одаренных китайцах и японцах. К тому же и пикантные «пышные женщины» Марселя191, и флиртующие гейши Токио соответствуют стереотипам экзотического как иногда сексуального. Непосредственно в этих примерах у читателя не складывается впечатления, что Эйнштейн воспринимал эти моменты экзотики как что-то негативное. Во многих случаях он награждает явно позитивными определениями иностранцев, которых встречает (и некоторые из них принадлежат к тем же самым группам, которым он дает негативные характеристики, в соответствии с западным двузначным восприятием другого). Некоторые примеры этих положительных представлений – хорошо воспитанные арабы Суэцкого канала, нищие в Коломбо, благородные и стойкие, японцы, утонченные и культурные, японские женщины, деликатные и грациозные. Он даже проявляет значительную симпатию к тяжелым условиям жизни китайцев, о которых в остальном много злословит.

Что касается влияния еврейских и сионистских представлений ориентализма, Эйнштейн целиком присоединяется к убеждениям сионистов, согласно которым духовное обновление западного еврейства возможно благодаря влиянию Ostjuden, особенно тех, которые поселились в Палестине.

Что касается того, чувствовал ли он себя европейцем в течение поездки, то, похоже, он испытывал очень противоречивые чувства. Мы увидели, что иногда в дневнике он выражает отвращение к европейцам. И все-таки он явно ратует за принятие западной культуры и науки в тех странах, которые посещает – в Японии до определенной степени, в Палестине гораздо активнее. Несмотря на эти противоречия, кажется справедливым заключить, что во время путешествия он вполне чувствовал себя европейцем.

Взгляд Энштейна

Историки модернизма выявили «два мощных объективирующих взгляда [на вещи] – мужской взгляд патриархата и имперский взгляд колониализма»192. Каким образом эти взгляды проявляются в путевом дневнике Эйнштейна?

Важнейшим аспектом взгляда Эйнштейна как западного путешественника являются предубеждения, которые влияют на то, как он воспринимает природу и отдельных людей, которых он встречает. Дневник показывает, что восприятие Эйнштейна часто преломлялось в европейской – в частности, швейцарской и немецкой – призме. Горы, которые окружают заливы в Гонконге, напоминают ему об альпийских холмах. По прибытии в Японию через пролив Кобе первые впечатления вызывают у него ассоциации с образами фьордов. Празднично освещенная улица в Киото напоминает об Октоберфесте, а храмы и окружающий их пейзаж – об архитектуре итальянского возрождения. В Палестине Галилейское море навевает сравнения с Женевским озером. В Назарете «немецкая гостиница» очень уютна.

Второй аспект взгляда Эйнштейна – это сам акт созерцания (или глазения), который нередко происходит в его взаимоотношениях с местным населением. Первые комментарии Эйнштейна о его первом визите в Шанхай: «С такими, как мы, европейцами – взаимное и комичное глазение друг на друга, Эльза особенно импозантна со своим вызывающим лорнетом». Тот факт, что глазение взаимное, указывает на взаимные отношения между европейцем и местными туземцами. Когда они посещают деревню в окрестностях Шанхая, куда обычно не приезжают европейцы, происходит «взаимное разглядывание, только еще комичнее, чем в городе»193. На своем обратном пути из Японии, в маленьком городке Негомбо близ Коломбо, Эйнштейн описывает взаимное глазение в забавной, насмешливо-иронической манере: «На нас все таращились точно так же, как дома мы бы таращились на сингалов»194. Тесные отношения с местным населением помогают Эйнштейну еще больше осознать себя как европейца. Как сформулировала Е. Анн Каплан, «ощущение себя у людей, которые путешествуют, часто более осознанно национально, чем когда они живут дома»195. Таким образом, одно важное последствие его взаимоотношений с туземцами на Востоке – это интенсификация осознания Эйнштейном себя как европейца во время этого путешествия. В какой-то степени поездка делает его европейцем в еще большей степени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневник ученого

Путевой дневник
Путевой дневник

Осенью 1922 года Альберт Эйнштейн предпринял путешествие по Дальнему и Ближнему Востоку длиной почти полгода. На нить его сложного маршрута были нанизаны Гонконг и Сингапур, две короткие остановки в Китае, многочисленные лекции по всей Японии, почти двухнедельное пребывание в Палестине и трехнедельное – в Испании. Под этой обложкой приводится полный текст дневника, который физик вел на протяжении поездки.Сделанные наскоро записи отражают соображения автора о науке, философии, искусстве и политике, а также сиюминутные впечатления и отвлеченные размышления об актуальных событиях. Заметки стали предметом пристального внимания исследователей, потому как содержат также указания на спорные воззрения автора по расовому вопросу, которые отчасти объясняются, впрочем, веяниями эпохи.Эйнштейн и впредь станет держать под рукой блокнот во время путешествий. Это его первый опыт, сообщающий некоторые неизвестные детали о личности ученого, впервые столкнувшегося с огромным удивительным миром.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Альберт Эйнштейн , Альфред Бестер

Документальная литература / Научная Фантастика / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука