К чертам, которые он презирает в иностранцах, относятся агрессивность, наглость, апатия, отсталость, интеллектуальная неполноценность, тупость. Однако в этом есть интересное противоречие: мы уже увидели, что иногда Эйнштейн защищает приверженность традициям, безразличие и лень. Качества, которыми он восхищается в другом, это самобытность, чистота, порядок, утонченность, высокий интеллект и изящество. Противоречивым образом, иногда ему нравятся и приземленность, неряшливость, беспорядок, неопрятность.
Эйнштейн использует однородность другого двумя разными способами. Например, он часто пишет «японец» в единственном числе, говоря о народе в целом. Напротив, он всегда (за одним исключением) говорит о китайцах во множественном числе. Это, кажется, выражает более значительную эмоциональную дистанцию между ним и китайцами. Такую дистанцию можно понять: ведь у него было гораздо больше времени, чтобы узнать японцев. Более того, как мы уже видели, во время своего турне по Японии он все более и более наделяет деталями разных своих хозяев и спутников, по мере того как его отношения с ними эволюционируют.
Типичный способ провести различие между эго и другим – это стереотипировать представителей других наций и наделить их неизменным «национальным характером». Эти национальные характеристики «работают как общие места – выражения, которые звучат знакомо, поскольку часто повторяются». Для верящего в национальный характер привычность и узнаваемость этих стереотипов важнее, чем их эмпирическая истинность. Есть два уровня в том, как используется национальный характер. На поверхностном уровне «дискурс о национальных стереотипах имеет дело прежде всего с психологизмами и приписывает национальностям специфические черты личности». При этом на более глубоком уровне «характер нации […] – это важнейший, центральный набор атрибутов темперамента, который отличает данную нацию от других как таковую и который поддерживает и объясняет специфику ее присутствия и поведения в мире». В процессе приписывания этих важнейших качеств «некоторые черты выделены и выдвинуты на первый план, поскольку типичны» в двух значениях: «они понимаются как представляющие собой весь тип, а также они необычны и заметны»210.
Из нашего подробного анализа восприятия Эйнштейном иноземных наций и этнических групп, которые он встречает на своем пути, кажется более чем ясным, что Эйнштейн очень твердо верил в «национальный характер» и его основополагающую сущность. Он неоднократно использует обобщения и стереотипы, чтобы донести до читателя свои впечатления о членах национальных групп, с которыми он общается. Мы также увидели, с какой скоростью он это делает. Он формирует свое мнение о «японце» в самый первый день на борту океанского лайнера. Он явно верит, что его первые впечатления об очень небольшом числе представителей нации дают ему понимание пресловутого «характера» целой национальной группы. Повторяющиеся встречи только усиливают эти первые впечатления.
Вера Эйнштейна в национальный характер особенно озадачивает по двум причинам. Во-первых, как я уже доказывал, он не был националистом. В своем исследовании об Эйнштейне и сионизме я прихожу к выводу, что он не еврейский националист, а скорее еврейский «этнист», то есть человек, «обладающий позитивно заряженным самосознанием» в том, что касается этнических атрибутов своей этнической группы, но, в отличие от националиста, не поддерживающий идеи политической независимости на их собственной этнической территории211. Во-вторых, поскольку он твердо верил в эмпирическое доказательство в своей науке, его готовность не прибегать к доказательствам в использовании национальных стереотипов довольно-таки поразительна. Поэтому нам представляется справедливым заключить, что его склонность к использованию национальных характеристик основана на глубинных, эмоциональных, личных нуждах.