На самом деле на символическом и психологическом уровне можно интерпретировать поездку как схождение в глубины психики Эйнштейна, путешествие в его «Сердце тьмы». Особенно это касается первых недель путешествия, когда температура резко поднимается и он в первый раз страдает от тропической жары, так как приближается к экватору. Дневниковые записи говорят о «тепличной температуре» и о том, что он ведет «растительное существование» – и мы уже встречали описание левантийцев, точно «извергнутых адом».
Каким путешественником был Эйнштейн? Нет свидетельств того, что он сверялся с путеводителями или картами на каком-либо из отрезков своего путешествия. До определенной степени его турне были сходны с «пакетными» турами по принципу «все включено» – естественно, не с «пакетными» турами массового туризма, об этом речи нет, но скорее с пакетом услуг класса
Каков был характер путешествия Эйнштейна в Японию? Маршрут и распорядок дня очень жестко контролировались издательским домом «Кайдзося» и академическими институтами, его принимавшими. Чета Эйнштейн совершила только две вылазки самостоятельно, без местных сопровождающих. И хотя это можно понять в силу проблем с языком, все же это показывает нам манеру путешествия Эйнштейна. Кроме того, у нас нет информации о том, что он участвовал в составлении маршрута для лекционного турне по Японии.
Кажется, он был как нельзя более рад возможности проявить совершенную пассивность, не выбирать маршрута, переложив практически все решения на плечи других.
В дополнение к отличию между путешественником и туристом исследователи путешествий в Средней Азии добавляют третий тип посетителя: паломник. Целью паломника было «установить связь между небом и землей», путешественники концентрировали свое внимание на собственных индивидуальных впечатлениях от страны, в то время как туристы посещали ее массово, в организованных турах250. Был ли Эйнштейн пилигримом, путешественником или туристом в Палестине?
Отвечая на этот вопрос, мы можем заключить, что повествование в дневнике по сути своей было совершенно светским – несколько отсылок к библейским фигурам не делают из его поездки на Святую Землю пример религиозного паломничества. Но было ли это светским паломничеством, был ли он путешественником или туристом? Даже если он настоял на том, чтобы путешествовать вторым классом в поезде, идущем в Лод (несмотря на то, что для него был зарезервирован спальный вагон)251, нет свидетельств, что Эйнштейн испытал какие-то неудобства во время своего визита. Все дома, в которых он останавливался во время тура, от Правительственного дома в Иерусалиме до частного пансиона в Хайфе и немецкой гостиницы в Назарете, были комфортабельны. К тому же ничто не указывает на то, что он хотел установить «связь между небом и землей» во время этой поездки. Есть только одна причина, по которой мы можем определить его визит как светское паломничество: он искал подтверждения своим идеям, сформированным до приезда, о достижениях еврейских поселенцев.
Можем ли мы тогда полагать, что Эйнштейн был «путешественником» в Палестине?
Для этого его поездке, кажется, недостает самостоятельности. Нет решительно никаких свидетельств того, что он организовывал что-либо сам во время своего визита. Похоже также, что у Эйнштейна не было времени (или желания) подготовиться к этой поездке. Единственная сохранившаяся книга о Палестине в личной библиотеке Эйнштейна была послана ему автором, левосторонним автором путевых очерков Артуром Холичером, в августе 1922 года. Однако Эйнштейн никогда не открывал этой книги252.
Единственным аспектом его турне, который подходит для характеристики «путешественника», была независимость взглядов Эйнштейна на людей и места, которые он посещал. Несмотря на его восхищение всеми успехами, которые показывали ему принимавшие его сионисты, и его твердое намерение помогать им добиваться поставленных целей, мы не можем заключить, что он был полностью доволен их делами, и нет свидетельств тому, что он целиком поддерживал их цели. Это напоминает его отношения с сионизмом в целом, которые можно назвать критической дистанцией253. Как мы увидели, он воспринимал Палестину в основном просто как инструмент для достижения целей, которые были ему важнее: лечение «больной еврейской души» и улучшение еврейского статуса в глазах неевреев.