Путевой дневник

Следующий аспект взгляда Эйнштейна – это его маскулинность. В области культурологических исследований выражение «мужской взгляд» используется, чтобы описать восприятие женщин как объектов мужского удовольствия¹⁹⁶. Эйнштейн неоднократно отмечает в своем дневнике, каких женщин он встретил. Дневник его, таким образом, дает нам некоторое представление о том, как Эйнштейн воспринимал женщин. Его созерцание женщин можно разделить на два типа переживаний: приятные и не очень. В самой первой записи дневника он сообщает об уже упомянутых выше «пышных женщинах» в Марселе, до своей посадки на корабль. Может быть, это знак, что у Эйнштейна в самом начале путешествия была мечта о более беззаботном существовании на борту корабля.

Мы уже видели, как он воспринимал китайских женщин и относился к ним во время своих поездок по городам с многочисленным китайским населением. Описания этих женщин в большинстве своем негативны: он или видит в них жертв, или даже совсем отказывает им в женственности. И мы также отметили, как поляризовано его представление о японских женщинах. В обратном путешествии он отмечает несколько приятных переживаний, связанных с женщинами. Сразу после окончания его турне по Японии, когда он приезжает обратно в Шанхай, он сидел «рядом с прекрасной дамой из Вены» во время празднования Нового года. Это, возможно, было кульминацией всего вечера: «В остальном было шумно и, на мой вкус, печально»¹⁹⁷. В Пенанге он видит «красивую навязчивую нищенку»¹⁹⁸. В Коломбо он явно поражен «восхитительно красивой, изящной молодой сингалкой»¹⁹⁹. И в Палестине он немедленно выражает свое удовольствие от встречи с «c умной, простой и веселой невесткой» сэра Сэмюэла²⁰⁰. Это единственная женщина, – кроме Эльзы, конечно, – о которой он будет писать в дневнике, упоминая ее имя (Хадасса)²⁰¹.

При этом взгляд Эйнштейна – это не просто взгляд «смотрящего [белого] мужчины, […] чьи имперские глаза пассивно обозревают и овладевают»²⁰² – хотя и это тоже составляет неотъемлемую часть его взгляда. Как немецкий еврей, как инсайдер и аутсайдер, он обладал «двойным сознанием», смысл которого – «всегда смотреть на самого себя глазами других»²⁰³. Таким образом, Эйнштейн еще и обозревал самого себя в то время, как был обозреваем другими. Во время путешествия Эйнштейн находится между «имперским взглядом», в котором он тот, кто объективизирует, и не-еврейским взглядом на еврея, в котором он – тот, кого объективизируют. Будучи знаменитостью, он стал еще более уязвим для взглядов других, и – во время его заокеанских путешествий – пережил еще большее овеществление, по мере того как становился международным символом культуры.

Эйнштейн и другой

Культурологические исследования инаковости могут снабдить нас некоторым пониманием репрезентации другого в дневнике Эйнштейна. Базой отношений путешественника и местного населения является диада “эго/другой”. Внутренне путешественник проецирует отражение эго на другого²⁰⁴. Другой – «канва, на которой лучшие и худшие качества эго могут быть спроецированы и рассмотрены»²⁰⁵. Иностранцы, по выражению Вамика Д. Волкана (Vamik D. Volkan), – это «подходящие мишени для внешнего овеществления». То, что слишком больно исследовать внутри, переносится на другого²⁰⁶. Западный путешественник определяет иностранца-другого «не в понятиях своей реальности, но в понятиях нормы, провозглашаемой эго». Путешественник использует фильтрующие линзы, чтобы взглянуть на «сходства и различия между его собственным, привычным миром и неизвестным миром другого»²⁰⁷. В процессе чего «люди, которых надо отнести к другим, превращаются в однородное коллективное “они”, которое затем дистиллируется еще дальше, в символическое “он” (стандартная взрослая особь мужского пола)»²⁰⁸.

Каким образом диада «эго/другой» проявляет себя в дневнике Эйнштейна? Какие качества он проецирует на другого? Судя по тому, что он читает в начале путешествия, поездка почти сразу вызывает у Эйнштейна желание уделить время более глубокой интроспекции. И его сосредоточение на эго облегчается тем, что он читает трактат о физических особенностях и чертах характера²⁰⁹. Возможно, его стремление лучше понять себя было усилено как тем, что он имел больше времени для отдыха на борту корабля, так и тем, что он готовился к встрече с представителями разных наций. Что касается фильтрующего объектива, который Эйнштейн использует в своем восприятии другого, мы уже увидели, что это объектив по природе своей большей частью европейский. Много раз в дневнике Эйнштейн описывает свои отношения с иностранцами, которых он встречает, как некую форму нападения. Это может принимать форму атаки на его органы чувств (например, звуковая какофония в Суэцком канале или зловоние в Китайском квартале Сингапура). Или же это интрузивность (например, неослабевающая настойчивость рикш в Коломбо или просьбы сионистов о том, чтобы он эмигрировал в Палестину).