Читаем Путевой дневник полностью

Историки колониализма проводят границу между двумя важными терминами – «проекцией» и «трансакцией» – для того, чтобы описать отношения колонизатора и обитателя колонии. Традиционные исследования придерживаются модели, в которой «желания, предчувствия или отвращение к себе» колонизатора проецируются на обитателя колоний174. Более современные исследования подчеркивают, что отношения между европейцами и местным населением нужно описывать как взаимоотношения двух сторон, и поэтому предпочитают термин «трансакция». Этот подход позволяет допустить, что экзотическая местность потенциально могла влиять на личность колонизатора175. Этот подход также говорит о «контактных зонах» колонизатора и обитателя колонии. К ним относятся «социопространства, где разобщенные культуры встречаются, сталкиваются и борются друг с другом, часто в крайне асимметричных доминации и субординации»176. Можно увидеть во встрече Эйнштейна с рикшей в Коломбо важную трансакцию именно в такой контактной зоне. Даже если он открыто признает, что ему чрезвычайно не хотелось воспользоваться услугами рикши, в конце концов он уступает обстоятельствам и тем самым участвует в колониальных притеснениях, пусть и косвенно.

Рассматривая тот факт, что Эйнштейн выступает в защиту «просвещенного колониализма», необходимо отметить, что не все европейцы «являлись соучастниками колониализма и империализма в одной и той же мере»177. Некоторые из них совсем не поддерживали идеологию колониализма. Например, отношения немецкого путешественника и географа Александра фон Гумбольдта с местным населением во время его путешествий в начале XIX века описаны как «антиколонизаторские». Что еще важнее, фон Гумбольдт свидетельствует о том, что, хотя туземцы воспринимаются как другие, основа их человеческой природы никогда не ставилась под сомнение178. Однако, как мы уже видели, иногда Эйнштейн отказывал Другому в человеческой природе, по крайней мере, в какой-то степени.

Эйнштейн о Востоке и восточном

В плодотворной работе об ориентализме палестино-американский мыслитель Эдвард Саид предлагает три определения данного термина. Только одно из них подходит для нашей темы: «западный стиль в доминировании, реструктурировании и утверждении власти над Востоком»179. Работа Саида оказала невероятное влияние на исследования колоний и культуры, вызвала множество противоречий и споров180. Мы не можем здесь сами вступать в такие споры, но главная идея книги, а именно то, что Восток в глазах западного жителя был не столько географической реальностью, сколько идеологической конструкцией, вряд ли может быть оспорена.

Исследования ориентализма в целом, а также ориентализма немецкого и еврейского в частности, весьма содержательны и помогают понять представление Эйнштейна о Востоке. В идеологии ориентализма Исламский Восток воспринимается как «фундаментальный Другой» для Запада. Главная цель ориентализма – легитимировать западную идеологию и господство. Легитимизация осуществляется посредством бинарных конструкций. Восток видится как нечто низшее, варварское, дикое, агрессивное, некультурное, незрелое, иррациональное, фанатичное, статичное, экзотичное, возбуждающее и (иногда) сексуальное. Напротив, Запад воспринимается как нечто высшее, культурное, сдержанное, зрелое, рациональное, динамичное, просветительское и знакомое. Вообще-то эти дихотомии сложнее: Восток для Запада – одновременно и влечение, и отторжение; Запад чувствует одновременно схожесть и различие, выказывает одновременно превосходство и слабость по отношению к Востоку. Одной из причин влечения и отторжения для жителя Запада является то, что экзотический Восток в его глазах представляет собой «примитивное» прошлое181 самого Запада. Таким образом, начало этих представлений кроется в составленных проекциях тех качеств, которые Запад отрицает в себе самом.

Немецкие представления о Востоке и восточном в конце XIX – начале ХХ века были подвержены сильному влиянию произведений Карла Мая. «Альтер эго» автора, протагонист Кара Бен Немси, представлен как идеальный немец и европеец: его самообладание противопоставлено восточной эмоциональности. Восприятие восточного у Мая, впрочем, двояко: жители Востока видятся ему как «темпераментными», так и «вспыльчивыми». Соответственно, некоторые из них могут перенять западную благовоспитанность, другие же неспособны к ее усвоению182. Первые романы о Кара Бен Немси появились в 1892 году, когда Эйнштейну было тринадцать лет – он вполне мог их читать и находиться под их впечатлением. У нас нет прямого доказательства того, что он их читал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневник ученого

Путевой дневник
Путевой дневник

Осенью 1922 года Альберт Эйнштейн предпринял путешествие по Дальнему и Ближнему Востоку длиной почти полгода. На нить его сложного маршрута были нанизаны Гонконг и Сингапур, две короткие остановки в Китае, многочисленные лекции по всей Японии, почти двухнедельное пребывание в Палестине и трехнедельное – в Испании. Под этой обложкой приводится полный текст дневника, который физик вел на протяжении поездки.Сделанные наскоро записи отражают соображения автора о науке, философии, искусстве и политике, а также сиюминутные впечатления и отвлеченные размышления об актуальных событиях. Заметки стали предметом пристального внимания исследователей, потому как содержат также указания на спорные воззрения автора по расовому вопросу, которые отчасти объясняются, впрочем, веяниями эпохи.Эйнштейн и впредь станет держать под рукой блокнот во время путешествий. Это его первый опыт, сообщающий некоторые неизвестные детали о личности ученого, впервые столкнувшегося с огромным удивительным миром.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Альберт Эйнштейн , Альфред Бестер

Документальная литература / Научная Фантастика / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука