Шел дождь, и шорох легких капель никак не давал уснуть. Каталин подошла к окну и выглянула в ночь, но в стекле отражалась свеча. Вместо сада Каталин увидела лишь саму себя, ночь же осталась неведомой шуршащей тьмой. Она вздохнула и потушила свечу. Теперь отражение так побледнело, что сквозь него стали видны и слезы дождя, и дорожки, посыпанные речным песком, и блестевшая в свете фонаря трава.
Каталин долго сосредоточенно вглядывалась в спокойную ночь. Чудилось, что там, во мгле и влажности, замерло какое-то существо. Оно следило за ними, выжидало, высматривало. Словно отделившись от самой себя, Каталин видела со стороны хрупкую фигурку, ладонь, прильнувшую к оконному стеклу, разметавшиеся волосы. Спокойствие казалось обманчивым, но не было никого, кто встретился бы с Каталин взглядом.
Накатила усталость, и она опустилась на кровать, закуталась в теплое одеяло. Ей хотелось просидеть вот так до рассвета, однако сон подкрался незаметно, захватил и унес ее прочь.
***
Марафела тоже что-то терзало. Ночь стучалась в стекло дождевыми каплями, шептала что-то совершенно неясное, и он слушал ее голос, пытаясь разобрать слова. Иногда казалось, что ночь утверждает:
— Тебя ждет приключение.
Чаще дождь лопотал что-то невразумительное.
Марафел долго всматривался в окно, но подойти ближе и выглянуть во двор не решился. В конце концов, его утомила игра с ночными голосами и шорохами. Он закрыл глаза всего на минуту и провалился в сновидение.
Он поднялся над прекрасным миром. Долины пересекали полноводные реки, вырастали леса, трепетали листвой рощи. Поднимаясь выше с птичьими стаями, он видел вершины гор, глубокие озера, города и деревушки. Под ним неслись облака, иногда он слышал драконью песнь, а порой словно несся к земле и почти касался душистых трав.
От края до края небес выгибалась радуга. По облакам неслись единороги наперегонки с пегасами, и он был среди них, а потом оказался на лугу, где среди цветов играли дети, счастливо смеялись, запрокидывая головы к солнцу.
Небо было синим, потом расцветилось закатными красками. Спустилась ночь, и бисер звезд сложился в сотни созвездий. Марафел узнавал их, старых друзей, улыбался им, снова поднимаясь в высоту, а потом, взглянув вниз, обнаружил, что мир исчез.
Он смотрелся кому-то в глаза. Он видел взор, излучавший мудрость. Чувствовал, как доверяет бесконечно обладателю подобного взгляда. Как верит ему. И в этом не было ничего удивительного.
Время истаяло, перестало существовать, и тогда раздался голос, наполнивший звучанием всё вокруг:
— Не сомневайся, путь верен!
Видение рассеялось, ощущение сопричастности к чуду померкло. Марафел проснулся, но до утра было еще далеко, ночь все так же шуршала дождем.
Натянув одеяло сильнее, Марафел снова забылся сном, но на этот раз ничего не увидел. Утром же он долго ломал голову, кто говорил с ним. Неужели к нему в сновидения заглянуло одно из мудрейших созданий Летинайта? Быть может, элла? Единорог? Сам Нак?
***
Утреннее солнце щедро одаряло теплом. Лайли улыбнулась — перед ними стоял Бейби Нак. Белоснежные стены искрились в солнечных лучах, золоченые резные ворота были приветливо распахнуты, на створках в несколько раз больше истинного роста красовались изображения Нака и Ниа Бейби Нака.
Сквозь дорожные плиты пробивалась робкая зеленая травка, на которой еще блестели капельки росы. Из города и в город двигались люди, повозки и всадники. Гордо выгибалась белоснежная арка моста, под ней отражала небо чистейшая вода.
В Бейби Нак вело много ворот и мостов, но эти считались главными и были наиболее древними. Город рос, периодически Нак и Ниа Бейби Нак вместе с помощью магии переносили границы, расширяя его, чтобы внутри кольца стен появилось место для новых построек. Лайли намеренно представляла их и теперь была довольна, что у нее получилось оказаться здесь.
Никто не обратил на них внимания, разве что мальчишка на пушистом пони, проезжая мимо, заметил как бы про себя:
— Я-то думал, маги посреди дороги не появляются. Ведь так недолго и под повозку попасть.
Лайли хмыкнула и обернулась к Тимони.
— Кажется, мы провели на путях магии целые сутки.
— Знаю, — Тимони притворно вздохнул. — Я сделал бы это быстрее.
Она только усмехнулась, ничего не ответив, и направилась к воротам.
Мрамор моста привел их туда, где кипела городская жизнь. Бейби Нак был великолепен — стройные здания, облицованные белым и голубоватым мрамором, сияли в солнечном свете, башни, украшенные резьбой, устремленные к облакам, казались кружевом, сквозь которое с прищуром смотрело солнце. Улицы были вымощены плитами, и Лайли удивлялась причудливым узорам, в которые те складывались.
Они видели прекрасные статуи и мозаики цветных стекол в окнах, проходили мимо лопочущих серебряными струями фонтанов, мимо решеток садов и парков, настолько ажурных, что сразу становилось ясно — это лишь украшения, а не стремление отгородиться от других.