В Цусимском бою "Ушаков" был поставлен сначала на самое последнее, 12-е место, в боевом отряде; но через полтора часа от начала боя его место в отряде было уже 9-е, а перед гибелью "Бородино" он занимал 7-е место. Во время дневного боя 14 мая "Ушаков" имел неоднократно пожары, но ходил исправно, из строя не выступал. В ночь с 14 на 15 мая, как и другие наши корабли, "Ушаков" вынес на себе многочисленные минные атаки миноносцев и получил две подводные пробоины. С ними он справился, мог держаться на воде; но ход броненосца сильно ослаб, и он поэтому отстал. В числе кораблей отряда Небогатова, которые готовились к сдаче Японцам, его не было; он подходил к этому отряду, когда вопрос о сдаче был уже решен. Тогда он отошел в сторону и сделал попытку уйти во Владивосток. Но при его слабом ходе это была напрасная мечта. В 4 ч. пополудни 15 мая его догнали два японских крейсера и предложили ему сдаться. В ответ на это предложение "Ушаков" открыл огонь; тогда Японцы начали его расстреливать 8-дюймовыми снарядами с такого большого расстояния, на которое снаряды броненосца вовсе не долетали. Через полчаса доблестный броненосец "Адмирал Ушаков" не существовал более; были открыты кингстоны, и он начал тонуть… Около 30 человек команды выбросились за борт, ухватившись за плавательные круги, но Японцы их расстреливали[340], и большинство выбросившихся погибло. Часть экипажа была спасена подошедшими к кораблю Японцами. В этом неравном и жестоком бою некоторые от ужаса обезумели; с большим трудом удалось их привести потом в сознание и успокоить: переодетые Японцами в сухое платье и обогретые, они безумно бегали по палубе, рвались к трапам наверх, судорожно обхватывали руками какие-нибудь предметы и не могли от них оторваться[341]… Японцы успели спасти с "Ушакова" 342 человека, а погибло около 80 человек. В числе погибших оказался и Николай Егорович Трубицин.
Случайно спасся его товарищ по работе, инженер-технолог Джелепов, поручик корпуса инженер-механиков флота, который о последних минутах "Ушакова" рассказал одному из наших товарищей-техников следующее:
Когда были открыты на "Ушакове" кингстоны, люди начали бросаться с корабля в воду; одни, обвязавшись койками, другие, держась за спасательные круги. В числе бросившихся в воду был и Н. Е. Трубицын. Японцы продолжали стрелять до тех пор, пока "Ушаков" окончательно не скрылся под водой; от их огня поэтому пострадали очень многие из бросившихся в воду. По исчезновении "Ушакова" японские крейсеры подошли к месту его гибели, но шлюпок не спускали, желая наказать русских, не сдавшихся сразу а стрелявших в японские крейсеры. Благодаря этому, нашим довольно далеко и долго приходилось плыть до крейсеров; вода была холодная, руки и ноги коченели, и многие этого не выдерживали. Из 17 офицеров, бросившихся в воду и продержавшихся на ней от полутора до двух часов, спаслось только 11 человек; Н. Е. Трубнцына среди спасенных уже не оказалось.
Поручик Джелепов хвалил Николая Егоровича, как хорошего товарища и работника.
После выхода в свет 1-го издания моей книги, где был напечатан адрес Трубицына-отца, Джелепов, произведенный в штабс-капитаны, весною 1907 г. сообщил ему, что за две недели до Цусимского боя Николай Егорович, в присутствии Джелепова, сделал свой денежный взнос в 300 р. на имя своих двух маленьких братьев и сестры. Но в копию кассовой книги, сохранившуюся на госпитальном судне "Кострома", этот взнос, сделанный при свидетелях, почему-то не оказался перенесенным. Трубицын-отец сносился во этому поводу с отделом бухгалтерии Главного Управления Кораблестроения и Снабжений; через два с лишком года после Цусимского боя, казалось бы, можно было уже разобрать все такого рода дела; но там не спешат с ответами на запросы из провинции…
Много горьких слез выпало на долю всей семьи Николая Егоровича, в лице его отца, его матери, его семерых младших братьев и сестер. Ко всем ним покойный относился с лаской и вниманием, писал им из похода отдельные письма, все время входил в их интересы, давал им свои советы в указания. Много безотрадных дней и часов тяжелой неизвестности пережила эта трудовая в многострадальная семья, пока для всех не сделалось ясным, что любящий сын и брат погиб, что все надежды семьи на него, как будущего помощника, разбиты…
Исполненное скорби и печали письмо ко мне от родителя безвременно погибшего товарища нашего заканчивается следующим сообщением:
"Второй сын у меня живет своим трудом, имеет маленькую мельницу, третий сын учится в юнкерском училище в Казани. А остальные все — на моих руках; надо им дать образование. Пока есть силы, буду добиваться. А только года мои уходят, и что Бог даст для остальных, не знаю. Подал 2-го сентября 1906 г. прошение на Высочайшее имя о благоволении ко мне и о помощи для обучения остальных детей на казенный счет. Но ответа еще не получал"…