— Конечно. Высоко в горах целые великаньи княжества есть. И тамошние жители не ходят с голой задницей, ты уж поверь. Ну а вообще нам повезло, что великан был один и такой мелкий. Одичалые живут группами по пять-семь особей, чтоб ты знал. Если бы мы нарвались на двух великанов постарше, пришлось бы туго. Не отстрелялись бы.
Владимир призадумался. Он вдруг понял, что двадцатиметровое чучело удостоилось снисходительного эпитета «мелкий».
— Слышишь, как старый хрен Рогзальд матерится? Это из-за хозяина. Если бы он был здесь, то разобрался бы в два счёта. Ха-ха! Сам виноват! Вот, что ты получаешь, когда связываешься с шалавой Н’фирией!
— В смысле? А где Геднгейд?
— Ты его видишь вокруг? — спросил чёрт. — Ты его вообще видел с тех пор, как мы ступили на перрон Ц’хагората?
— Нет, но, я думал, он в другом вагоне…
— Ох, мешок с костями, вот верил я раньше, что любой глупости есть предел, но ты же, сука, просто обожаешь ниспровергать чужие убеждения! Хозяин сейчас развлекается в какой-нибудь дорогой гостинице вместе со своей краснозадой шлёндрой, а на нас болт забил! Так-то! Ещё считаешь, что всё нормально? Посмотрим, как запоёшь, когда окажешься в пасти у великана!
***
Жизнь в тесноте среди нескольких десятков соседей была не сахарной. Атмосфера стояла душная, изматывающая; порой накатывали приступы клаустрофобии. Вагон двигался круглосуточно, останавливаясь лишь на дозаправку паровых котлов водой и ради мелкого профилактического ремонта.
Внутреннее пространство транспорта было распределено на четыре яруса, соединённых лестницами. Самый нижний являлся машинным отделением, остальные три совмещали функции жилых помещений и пороховых погребов. На каждом ярусе имелись пушки, к которым прилагались орудийные расчёты из числа членов экипажа; на каждом ярусе располагалась своя боеукладка, а также спальные места из гамаков и настенных нар. Система вентиляции позволяла не задохнуться, но вот от стойкого запаха пота и влажности она не избавила бы и в тысячу лет. Единственной отдушиной в том путешествии были восхитительные пейзажи.
Переборов страх перед новой встречей с харпой, Владимир часами просиживал на крыше, рисуя, рисуя, рисуя. В этой запутавшейся жизни ему, ради сохранения ментального здоровья, приходилось крепко цепляться за собственный духовный стержень, — за живопись. Так прошло несколько суток.
На бумагу он переносил снеженые пики, огромные луга, покрытые рододендронами и лопинами; леса дикого миндаля и облачные озёра, клубившиеся в объятьях горных отрогов. Его взору открывались развалины древних крепостей столь огромные, что даже развитое воображение отказывалось представлять, какими эти твердыни были во времена своей целости. А ещё пустые дозорные башни, огромные скопления дольменов, распространявших вокруг себя бесконечную тишину и барельефы, выточенные на ровных каменных стенах высотой в сотни метров.
— Это довольно старый мир, заковыристый. Одной обозримой истории у него тысяч шестнадцать лет, а уж сколько он существовал до того, трудно сказать.
Артём, по мере того, как холод крепчал, стал загонять Владимира внутрь вагона, но получалось у него не очень. Иногда чёрт даже оставался наверху, потому что, «рожи этих карликов уже давно обрыдли», и, покуривая самокрутку, болтал. Художник как-то раз попробовал стрельнуть у рогатого табачное изделие, но прокашляв три часа после одной затяжки, серьёзно задумался о здоровье. Оказалось, что чёрт смешивал табак и серу в соотношении два к одному.
— Самая могущественная сила этого мира — магия. Следовательно, у кого магия, — у того и власть, верно?
— Да.
— Ни фига, мешок с костями, это устаревший постулат. Когда-то маги действительно правили миром, но закончилось всё грандиозной сварой: «И небеса тряслись, и земля текла жидким огнём». Вторая Война Магов. А потом пришёл великий дракон и утопил их в белом огне чтобы неповадно было. С тех пор маги могут лишь советовать власть имущим, а сами повелевают лишь волшебной шушерой вроде меня.
Владимир провёл по бумаге большим пальцем, размазывая нанесённые угольные штрихи.
— А Гед? Он кому служит?
Демон встрепенулся:
— Акстись, дурик! Хозяин — сам себе хозяин! Он никому не служит, он вольный маг! Сильнейший в поколении, да будет тебе известно! Его имя знает половина мира, он тот, кого вынуждены признавать седобородые старики-архимаги, он великий! А станет ещё более великим!
Владимир не на шутку испугался, потому что чёрта понесло, он всё никак не затыкался, брызжа слюной на тему невероятности своего хозяина, а на попытки привести в чувства, не реагировал.
— Iesus Christus!
Словно невидимый кулак невидимого чемпиона мира по невидимому боксу врезался в чёртово рыло и того отшвырнуло.
— Ты что, — захрипел Артём, — как можно-то?!
— Прости!
— Я с тобой как с нормальным, а ты, оказывается, верующий! Мерзавец! Предатель! Признавайся, падла, ты крещён?!
— Да, да, не ори так!
— О-о-о, какая низость! Где твой крест?
— Дома.
— Почему не носишь?!
— Цепочка порвалась, руки не доходят заменить!
Чёрт дёрнул ухом, принюхался.