Пух и прах

– Триста, – подумав, предложил Саваж. – Больше не дам.

– Ты не мог бы повторить свое предложение? – попросил Мейер. – Только погоди, дай магнитофон включу. Мне понадобятся доказательства, когда я буду предъявлять обвинение в попытке подкупа должностного лица.

– Какого еще подкупа? – возмутился Саваж. – Я тебе в долг предлагал.

– «Не занимай и не ссужай. Ссужая, лишаемся мы денег и друзей, а займы притупляют бережливость»[14], – блеснул эрудицией Мейер и повесил трубку.

Плохо дело. Совсем плохо. Мейер собирался уже набрать номер домашнего телефона лейтенанта – вдруг он еще не уехал на работу, но тут телефон на столе снова зазвонил.

– Восемьдесят седьмой полицейский участок, – вздохнул сыщик, – детектив Мейер слушает.

Звонил журналист одной из крупных газет, выходящих днем. Он повторил то же самое, что и другие коллеги по цеху, после чего спросил, может ли Мейер как-нибудь прокомментировать эти сведения. Детективу было противно лгать, да и какой в этом смысл, если тайное стало явным? Мейер уклончиво ответил, что кое-что слышал, но информация к нему поступала очень противоречивая, и потому он посоветовал бы журналисту перезвонить позже и пообщаться с лейтенантом. Повесив трубку, детектив посмотрел на часы и решил пока не дергать Бернса и дождаться следующего звонка. К счастью, в городе днем выходили только четыре ежедневных издания. Лидеры различных журналистских объединений и профсоюзов решили, что лучший способ добиться высоких окладов и обеспечить репортеров работой до конца дней – это непомерные требования, выдвинутые руководству газет. Руководство пошло навстречу, и газеты стали прогорать одна за другой. Репортер из четвертой газеты не заставил себя долго ждать. Он позвонил Мейеру через пять минут. У журналиста оказался бодрый, жизнерадостный голос, в котором слышались заискивающие интонации. От Мейера он ничего не добился и наконец раздраженно бросил трубку.

Часы показывали без пяти десять, и звонить Бернсу домой было уже поздно.

Пока Мейер ждал лейтенанта, он в задумчивости накорябал мужчину в шляпе, палящего из автоматического кольта калибра одиннадцать миллиметров. Мужчина был очень похож на Мейера, только, в отличие от детектива, мог похвастаться густой гривой волос. У Мейера тоже когда-то была густая шевелюра. Детектив попытался вспомнить, когда именно. Вроде бы в десятилетнем возрасте. Когда Бернс вошел в следственный отдел, Мейер грустно улыбался, погрузившись в воспоминания. Лейтенант выглядел мрачно, будто его мучило несварение желудка. Мейер решил, что Бернс скучает по малярам. По ним тосковали все детективы. Они вносили в жизнь следственного отдела радость и веселье, добавляли в нее человечность.

– У нас неприятности! – выпалил Мейер, но прежде чем он успел изложить Бернсу их суть, снова зазвонил телефон. Детектив снял трубку, представился и поднял на лейтенанта взгляд. – Начальник следственного управления города, – тихо произнес Мейер.

Бернс тяжело вздохнул и направился в кабинет к своему телефону.

* * *

Городские чиновники и лейтенант Бернс в то утро не выпускали трубки из рук. Телефонные провода раскалились добела. В общей сложности было сделано тридцать три звонка. Все они пытались решить, что делать, раз события приняли такой оборот. Понятное дело, и чиновники, и полицейские страшились огласки, в случае которой они бы выглядели в глазах общественности на редкость глупо. С другой стороны, если утечка информации о попытках вымогательства имела место, значит, газетчики могут разузнать всю правду в любой момент. В подобных обстоятельствах лучше сделать ход первыми и самим все рассказать репортерам. Впрочем, если звонивший в газеты аноним блефовал и никаких доказательств попыток вымогательства у него не имелось, тогда опасения чиновников и полиции были напрасны и торопиться выложить газетчикам всю подноготную не следовало. Что же делать? Как поступить? Ну как?

Надрывались телефоны. Появлялись новые версии. Головы шли кругом. Сдавали нервы. Сам мэр Джеймс Мартин Вэйл решил отменить пешую прогулку от здания ратуши до Гровер-парка и лично позвонил Бернсу узнать мнение лейтенанта о «степени опасности в сложившейся ситуации». Лейтенант Бернс перевел стрелки на начальника следственного управления, тот обратно – на капитана Фрика, возглавлявшего восемьдесят седьмой участок. Фрик отослал мэра к начальнику полиции, тот по непонятным причинам заявил, что ему сперва надо посоветоваться с начальником городского управления транспорта, который отправил начальника полиции к главе департамента эксплуатации мостов, тот, в свою очередь, связался с главой городского казначейства, а глава казначейства уже сам позвонил мэру и спросил, что происходит.