Понятно, почему в вышеупомянутой ведомости, где перечислялись жертвы восставших, дворяне занимали первое место. Таким образом, нельзя полностью согласиться с В. Я. Мау-лем, считающим: «дворяне, офицеры и чиновники составляли только часть всех казненных пугачевцами», «более правильным представляется говорить об отсутствии сословной направленности повстанческих казней. Жертвами бунтовщиков могли стать люди любой социальной и национальной принадлежности без различия пола и возраста»[422]. Действительно, представители привилегированных слоев населения составляли лишь «часть всех казненных», однако самую значительную. Кроме того, ни Пугачев, ни его окружение никогда не призывали расправляться с людьми только за их принадлежность к крестьянскому сословию (в отличие от дворян). Представителей социальных низов карали, а также грабили и уничтожали их имущество, как правило, за непослушание или сопротивление самозваному царю[423]. (Правда, порой бунтовщики нападали на крестьян исключительно с грабительскими целями. Однако такие действия не приветствовались повстанческими властями.) Вероятно, ближе к истине советские историки, полагавшие, что повстанческие расправы носили «классовый характер» и были направлены главным образом против представителей привилегированных слоев населения, а также их подручных, например приказчиков[424]. Другое дело, что не следует преувеличивать «классовый характер» этой ненависти и в целом «классовую сознательность» бунтовщиков. Как мы видели, отношения между различными социальными и национальными группами восставших порой были весьма непростыми, а отношение к дворянам, например у самого Пугачева, — более сложным, чем представляется на первый взгляд.
О том, что пугачевская жестокость «была не патологической, а социальной», уже в постсоветское время писал известный исследователь А. С. Мыльников[425]. В связи с этим замечанием стоит обратить внимание на то, что хотя самозванец на следствии и пытался переложить ответственность за расправы на яицких казаков, ответственность за казни «плохих» помещиков и командиров он всё же брал на себя: «…а не попущал тем, кои отягощали своих крестьян, или командиры — подчиненных; также и тех без справок казнил, естли кто из крестьян на помещиков в налогах доносил». Видимо, самозванец был абсолютно уверен в справедливости подобных действий, раз не отпирался от них. Это признание, а также некоторые другие свидетельства — например, слова И. Почиталина, что «грабительства безвинных людей он (Пугачев. —
Кстати, тому же Хлопуше «амператор» в другой раз сказал: «…естли что украдешь, то за алтын удавлю». И, видимо, это были не пустые угрозы. По крайней мере, Почиталин вспоминал, что людей, «приличившихся» в грабительстве, самозванец «вешал без пощады». Сам же Пугачев на следствии рассказывал, как однажды «повесил» некую «девку», жившую «у него на квартире», за то, что она украла у «царя» «подсвешник серебреной». Правда, у девки была и еще одна вина — она «волочилась с конюхами». Если предположить, что девка не просто так жила на квартире у «царя», то понятно, почему он так разгневался на нее за связь с конюхами[426].