Прыжок леопарда

– Если мы позволим им перегруппироваться… – отрезал Клитон на одном из собраний командиров, – тогда, сеньоры, все, что мы добились за последние два месяца, полетит коту под хвост! Враг немного успокоится, придет в себя и поймет, что его много, что несколько поражений еще не конец всей войне и тогда, мессиры, нам придется заново метаться по Фландрии и, одновременно с войной против моего кузена де Эльзаса еще и топить бунты в крови! Достаточно! – Гильом буквально просверлил каждого из командиров своим твердым и решительным взглядом. – Надо все решить быстро и желательно в одном сражении!..

Командиры не стали спорить, каждый из них понимал правоту мыслей Клитона, а уж если представить, что им опять придется начинать все заново и отвоевывать у врага пядь за пядью, то могу смело вас уверить – эта мысль вызывала у всех лишь содрогание.

И вот, после нескольких дней настойчивой погони армии, наконец-то, сошлись в своем последнем и решительном споре о том, кому, все-таки, придется носить корону графов Фландрии и Фризии.

Тьерри де Эльзас, толком ничего не смысля в военной стратегии, под постоянными фланговыми наскоками легкой кавалерии мессира де Ипра, сам того не понимая, покорно убегал к топким и бесконечным болотам Фризии, лишая себя и армию последних надежд на спасение…

– Ваша светлость! – К Гильому подскакал один из рыцарей авангарда, посланного Филиппом де Леви с докладом. Он снял шлем и, вытирая большие капли пота со своего лица, доложил. – Армия мессира де Эльзаса стоит лагерем в полу-лье отсюда! Позади них гряда холмов, за которыми начинаются топкие болота Фризии!..

– Передайте мессиру де Леви поклон от меня. – Клитон обрадовано потер руки. – Размещаемся лагерем! – Он повернулся в седле к своим воинам и крикнул, задрав вверх руку. – Останавливаемся! Готовим лагерь, сеньоры! Завтра поутру, сразу же после молитвы, мы поставим точку в нашем слишком уж затянувшемся споре о наследстве!..

Алост. 27 июля 1128г.

Тьерри всю ночь мучили кошмары. Какие-то толпы чудищ гонялись за ним, он видел скорбные лица своих давно умерших родственников, даже, как ему показалось, самого Карла Великого, который, проходя мимо него, как-то недовольно покачал головой и что-то произнес на древнефранкском, уходя в густой туман, окружавший его.

– Уф-ф-ф… – Тьерри поднялся с походного тюфяка и огляделся по сторонам.

Яркое утреннее солнышко своими веселыми лучами игриво озаряло округу, словно и не подозревая о том, что на ней, где-нибудь через час с небольшим разыграется очередная кровавая человеческая драма, как-то мимоходом и незаметно превратившаяся в жуткую гекатомбу с таким количеством принесенных в жертву человеческих жизней, что, солнце, как думалось Тьерри, должно было угаснуть со стыда за тех, кого оно согревает своими живительными лучами.

– К вечеру, наверное, вонять будет… – вслух произнес он, раздумывая над сущностью бренного мира. – Всех погибших вряд ли успеют собрать и закопать. – Он встал, протер лицо мокрой тряпкой, услужливо протянутой ему оруженосцем, потянулся, хрустя суставами, зевнул и, почесывая свою грязную и давно не мытую шею, вышел из палатки.

Солнце расшаливалось, поднимаясь все выше и выше. Оно медленно, но неуклонно меняло жар своих лучей, напоминая всем и вся, что именно оно дает жизнь, но, вместе с этим, своим пеклом убивает то или того, кому предначертано погибнуть.

Пожухлая от жары трава неприятно хрустела под ногами де Эльзаса.

– Вот и ты уже издохла… – тихо произнес он, глядя на высохшие травинки, торчащие среди еще зеленой травы. – А сегодня, скорее всего… – он грустно вздохнул, но тут же собрался и, схватив ускользающую волю в кулак, тряхнул своими пышными кудрями, которые большими сальными кольцами свисали почти до плеч, – и меня солнышко поджарит.

Он представил, как его тело, убитое в схватке франками и обобранное мародерами, раздувается от нестерпимого летнего зноя, как из ран, оставленных на нем, начинают медленно вылезать противные белые червяки, сочится грязный кроваво-зеленый гной…

– Господи, только не так… – он снова тряхнул головой, отгоняя от себя ужасы представленной им смерти и разложения. – Мой кузен, как я понял, рыцарь и благородный человек. Он не допустит, чтобы мое тело, вот так, просто валялось и гнило… – в это мгновение какой-то тихий, но отчетливый голос прозвучал в его голове: «Глупость! А с чего ты, собственно, взял, что именно тебя так будут есть черви на поле возле Алоста?..»

Тьерри поежился и испуганно посмотрел по сторонам, но никого поблизости от себя не увидел.

– Бывает же такое, черт меня подери… – он плюнул на траву и пошел к армии, медленно и нехотя вылезавшей из своих палаток, шалашей или навесов. – Надо, что ли, их немного поддержать…

Он прошелся между палатками, перекидываясь шутками и малозначительными фразами со своими солдатами и рыцарями, пытаясь казаться отважным и спокойным и надеясь передать и им ту крохотную каплю отваги, что еще оставалась в его сердце…