Прыжок

– Надеюсь, погода будет хорошая, – сказал он. – Не знаю, сколько вам придется дожидаться нас.

– Это если вы вообще куда-то перенесетесь, – заметил Криди.

– Конечно.

Ксения первая шагнула под изогнутый металлический свод. Осмотрелась. Сказала:

– Я ничего не чувствую.

– А могла? – заинтересовался Матиас.

– Достаточно сложные интеллектуальные системы – да…

Они разбрелись по пятиугольному строению. Плавные линии, никаких видимых стыков, словно беседку отлили всю сразу и целиком. Пять лежаков… впрочем, теперь Матиас разглядел, что они состоят из сплошного куска металла, напоминая скорее саркофаги.

– Лючия могла обмануть, – сказал Матиас. – Даже под химией, она очень талантливая, я в нее верю.

Он поймал тревожный взгляд Яна и добавил:

– Но я не верю, что на пустынной планете построена специальная ловушка, которая нас убьет, если мы ею воспользуемся. Так что… предлагаю начать.

– Сразу? – восхитился Уолр. – Вот она, чудесная человеческая легкомысленность! Я готов!

Плюхнувшись широкой задницей на ближайший лежак, он поерзал, удовлетворенно добавил:

– Крепкий.

Матиас посмотрел на Криди, на Яна. Спросил:

– Вы-то готовы? Мы не знаем, как все это будет выглядеть. Может быть, пугающе. Может быть, долго.

– И вы вполне можете не вернуться, – кивнул Ян. Посмотрел на Адиан. Та не отвела взгляд. – Идите. Мы дождемся.

Уолр был не совсем прав, называя Матиаса легкомысленным. На самом деле старпом был куда более осторожным и неспешным в решениях, чем Валентин или любой другой член экипажа.

Матиасу было страшно.

Он не боялся даже на борту «Твена», когда они вступили в бой. Не испугался, выпрыгивая из обреченного бота на поверхность чужой планеты, без всякого шанса вернуться. Какой бы совершенной ни была техника, каждый космонавт знает, что восемь процентов из них остаются в космосе навсегда. Кого-то забирают катастрофы, кого-то болезни, кто-то просто исчезает в пространстве.

Даже сейчас Матиаса пугало не расстояние до Земли (он смутно подозревал, что они забрались едва ли не дальше, чем любая экспедиция), не чужая равнодушная планета и не единственный рукотворный объект на ней.

Он думал об Анне и Лючии, которым за несколько минут промыли мозги и превратили в безжалостных убийц.

Про Двести шесть – пять, который вдруг решил покончить с собой и со своим любимым симбионтом. Может быть, феолец боялся именно этого – потери личности, превращения в злобного агента странной сверхцивилизации?

А они сейчас пытаются выйти на контакт с шизофренической культурой, которая одновременно уничтожает миллионы жизней – и говорит «привет» прилетевшему кораблю!

– Идем, – сказал Матиас.

И, подавая пример, лег на ближайший «саркофаг», бросив сумку себе в ноги.

Уолр растянулся на том же, где сидел.

– Минуту, – сказала Ксения. Положила сумку и оружие на свободную лежанку, потом запустила руку в оттопыривающийся карман комбинезона и достала маленький белый шар.

– Что это? – спросил Матиас, насторожившись.

– Связь, – коротко ответила Первая-отделенная.

…Учителя звали Беркли, очень по-земному. Лючия не знала, настоящее это имя или временное, – ей уже рассказали, что на Лисс живут так долго, что люди меняют свою внешность, пол, имена. Учитель ей нравился. Он выглядел пожилым (обмолвившись, что как-то взял отпуск и полвека прожил беззаботной жизнью пятилетнего ребенка, пока это ему не надоело вконец), был ироничным и явно симпатизировал Лючии.

Ей тогда было двенадцать, с Земли ее забрали год назад, и она только-только начала постигать природу Вселенной.

– Скажите, учитель, а мои родители когда-нибудь смогут попасть на Лисс? – спросила она. Вообще такие вопросы она старалась не задавать, все-таки землян на Лисс недолюбливали, и Лючия понимала причину.

– Ты хотела бы этого? – спросил Беркли небрежно.

Он стоял у окна, глядя на парящий в небе радужник. Километровой длины разноцветное полотнище медленно и плавно дрейфовало по ветру. На краю радужника стояло несколько человеческих фигурок. Может быть, смотрели на здание школы, может быть, любовались островами учебного архипелага.

– Да… – сказала Лючия, стыдясь своих слов.

– Давай обсудим, – согласился Беркли. – Сейчас ты думаешь о родителях, они с тобой, в твоем сознании…

…Лючия моргнула. И обнаружила себя замершей над панелью кухонного синтезатора.

– Лючия! – прошипела ей под ухо Мари. – Перец вводить?

– Что? – спросила Лючия, поворачиваясь. – Конечно!

– Какой и сколько?

Мари была неприятной, порой исподтишка пакостничала, но даже в двенадцать с небольшим лет отличалась такой пышностью фигуры и столь многообещающим взглядом, что взрослые мужчины вздрагивали и отводили глаза. Лючия считала, что у Мари по окончании обучения прямой путь в специалисты систем жизнеобеспечения какого-нибудь роскошного круизного лайнера, где она пару рейсов будет сводить с ума богатеньких клиентов, а потом выскочит замуж за дряхлого миллионера. Ну или миллиардера, если ей хватит терпения выбирать год-другой.