В этом случае терпением-ожиданием дела не поправишь. Недоброжелательное отношение крестьян к помещикам и вообще к господам уже начинало переходить в открытую ненависть. В разжигание этого чувства внесли свой вклад и богачи, богатые мужички, кулаки: Они больше всего налегают на то, что господа бунтуют, господа мешают, и если бы не господа… что вот-де у господ земля пустует, а мужикам затеснение, что будь земля в мужицких руках, она не пустовала бы и хлеб не был бы так дорог».
Энгельгардт не дожил до того дня, когда терпение народа, так и не дождавшегося милости царя насчёт земли лопнуло. Захват и поджоги помещичьих имений и другие аграрные беспорядки начались ещё до революции 1905 года. Первую их волну 1902–1903 годов Столыпину удалось подавить отчасти политикой переселения крестьян, страдавших от малоземелья, а также законом, разрешавшим кулакам выход из общины, но главное – жёсткими, с использованием военной силы, репрессиями против безоружных участников крестьянских бунтов. О революции 1905 года князь Е. Трубецкой пишет очень скупо:
«…летом 1905 года нас «по секрету» предупреждали, что в пашей местности появились какие-то «агитаторы» («одним словом, политики, – в остроге сидели») и что ночью хотят поджечь «экономию» и «княжеский дом»…
Моя мать с сестрой Соней проводила это лето в Швейцарии по предписанию врачей, из-за здоровья Сони. Папа велел мне Сашу не волновать, но у нас с ним в эти ночи лежали в комнатах недалеко от кровати револьверы и охотничьи ружья с картечными патронами… Раз ночью по нашему парку прошла группа людей – человек пятнадцать-двадцать, судя по голосам. Они вызывающе громко пели революционные песни… Наш человек, Иван, был тогда очень захвачен революционными идеями, но к нам он их не относил. В то время как революционное пение приближалось к нашему дому, Иван с охотничьим ружьём в руке устремился к подъезду… «Я сейчас в них стрелять буду!» – задыхающимся голосом говорил он… Я стоял в коридоре с ружьём в руке. Вдруг из спальни вышел Папа, не захвативший с собой ружья. Узнав, что Иван стремится к «превентивному» нападению на вызывающий хор в парке, Папа мудро воспретил это и сказал, что стрелять надо только «в самой крайности»… Но до этого, слава Богу, не дошло, – хор вдруг стал удаляться и замер… мы легли спать, и наш сон уже ничем не нарушался до утра.
У нас всё ограничилось пустяками и мелкими трениями, но по всей России пылали усадьбы!
Это было время, когда эсеры, руководившие аграрными беспорядками (эсдеки специализировались на фабриках и заводах), пустили крылатое слово: «Разоряйте гнёзда, воронье разлетится!»
«Вороньё» – это были мы, помещики!
Много было тогда разрушено наших родных гнёзд, много пропало бесценных культурных сокровищ. Морально удары эти переживались ещё куда тяжелее, чем материально. Болезненно разрывались нити, веками связывавшие нас с крестьянами…