Проучить мажора

— Болит, — Маша жалостливо изгибает губы, а затем ворчливо добавляет. — Изверг ты все-таки, Толмацкий.

— Хочешь, подую? — полушуткой предлагаю я.

Разумеется, я понимаю, что с учетом прошлого и настоящего никакой близости между мной и Зайцевой быть не может. Но все же отрицать, что она заводит меня как женщина, глупо. Я еще в баре на ее искрящееся обаяние подсел и вот все никак слезть не могу. А она меня уже столько раз опрокинула…

Нет, все-таки Никитос прав: я реально дебил. У меня, походу, гормоны вместо извилин работают. Надо сворачивать эти охи-вздохи и мчать в Мухосранск. Чем быстрее доедем, тем быстрее вернем кольцо и разбежимся. Мне это позарез нужно, а то от длительного пребывания в обществе Зайцевой у меня уже мозги плавятся.

— Тут уж дуй, не дуй… Только время теперь поможет, — через плечо бросает Маша, выбираясь из леса. — И, знаешь, для ненавидящих друг друга людей у нас с тобой слишком много интима. Давай завязывать с откровениями и оголениями. Больно скользкая это дорожка…

Что она имеет в виду? Неужели тоже почувствовала что-то запретное и противоестественное? Хотя… Это все же маловероятно. Я для нее просто чувак, сорвавший планы. Взбрыкнувший мешок денег и прицепившаяся обуза. Мне не стоит об этом забывать.

Слегка отстав, Маша прячется в кустах, очевидно, чтобы осуществить то, ради чего она, собственно, подъехала к этому лесу, а я возвращаюсь к машине. Вооружаюсь фонариком на телефоне, шумно выдыхаю, сбрасывая напряжение, и приступаю к тщательному осмотру повреждений моей русалочки.

В целом, все не так уж плохо — бревно оказалось небольшим, и удар прошел по касательной, поэтому пострадали только днище и нижняя часть бампера. Неприятно, конечно, но не критично. Главное, что крыло не зацепили.

— Ну что, меня ждет очередной сеанс порки, или все поправимо? — робко интересуется Маша, выглядывая из-за моей спины.

— Поправимо, но бабки на ремонт с тебя, — проводя пальцем по свежей царапине, отзываюсь я.

— Я заплачу, — тараторит она. — Честно, заплачу. У меня как раз зарплата в конце месяца, так что…

— Пары сотен, думаю, хватит, — задумчиво продолжаю я.

На самом деле я без понятия, во сколько обойдется ремонт, просто хочу посмотреть на реакцию Зайцевой.

— Ско-о-олько? — у нее аж голос от перепуга садится.

— Сто пятьдесят, может, двести, — сохраняю серьезность на лице. — У тебя какая зарплата?

Маша шумно сглатывает, а затем обреченно выдает:

— Ну… В хорошие месяцы тысяч двадцать может выйти.

— Ско-о-олько? — я удивленно изгибаю бровь. — А че так мало?

У меня нет опыта работы в найме, поэтому я и предположить не мог, что зарплаты нынче настолько низкие. Мне двадцатки и на неделю не хватит, чего уж говорить про целый месяц?

Надо признать, теперь я уже не так удивлен тому, что Маша решилась на воровство. С таким доходом я бы, наверно, и сам чужим не побрезговал. Терпеть не могу в чем-то нуждаться.

— Ну я же не полный день работаю, — Зайцева как будто оправдывается. — Да и заведение у нас, сам видел, не больно какое-то фешенебельное… Так, простое семейное кафе.

— Ясно, — вздыхаю я, направляясь к водительской двери. — Садись давай. Поехали.

Зайцева послушно ныряет на пассажирское сиденье и крепко обнимает себя руками.

— Чего трясешься? Замерзла? — стараясь звучать небрежно, спрашиваю я.

По-хорошему не стоило бы предавать этому значения, но вижу же, вся дрожит. Аж зуб на зуб не попадает. По вечерам сейчас в принципе прохладно. А в лесу — тем более.

— Н-немного, — отвечает она, потирая предплечья. — Сейчас согреюсь.

Ничего не ответив, включаю подогрев ее сиденья и плавно трогаюсь с места. До Мухосранска остался час езды. Надеюсь, доедем без происшествий.

Глава 21. Добро пожаловать в Сентябрьск.

Стас

Обычно я довольно редко выезжаю за пределы комфортных каменных джунглей. Разве что к бабушке, в уютный цивилизованный пригород, где она обосновалась, выйдя на пенсию. Однако Мухоср… то есть Сентябрьск радикально отличается от того, что я привык видеть в ее до блеска вылизанном коттеджном поселке.

Уродливая смесь покосившихся от старости малоэтажек и сколоченных из чего придется частных домишек, узкие дороги, испещренные колдобинами величиной с тазик, женщины, разгуливающие по улице в халатах, и буйные заросли неухоженной растительности — вот так в общих чертах можно описать Машкину родину.

Чувства, которые я испытываю, проезжая по невзрачным улочкам забытой богом российской глубинки, весьма неоднозначные. С одной стороны, меня не по-детски штырит от всей этой колоритной провинциальной самобытности. Будто в параллельный мир попал.

С другой — я не могу отделаться от ощущения ужаса и легкой брезгливости: как, должно быть, безрадостно здесь жить? Эстетика — понятие совершенно чуждое этому странному поселку. Так же, как чистота, архитектурное единство и, судя по мигающим уличным фонарям, бесперебойное электричество.

— Занятное местечко, — произношу я, окатывая Машку насмешливым взглядом. — Теперь понятно, откуда ты такая…

— Какая? — подхватывает Зайцева, напряженно всматриваясь в окно.