Проучить мажора

— Ладно-ладно, не заводись, — смиренно пыхчу я. — Ты, кстати, в туалет не хочешь?

— Это ты к чему?

— Меня просто немного прижало по-маленькому, — откровенно признаюсь я. — А вон там вдали лесок виднеется. Может, тормознем около него?

— На улице темно. Необязательно скрываться в лесу, чтобы сходить в туалет.

Гляжу я, конечно, на дорогу, но каким-то образом все равно чувствую, что Стас закатил глаза.

— Предлагаешь прям на обочине сесть? — иронизирую я.

— Ну да, а че такого-то?

— У тебя все так просто, Толмацкий. Бесстыдство зашкаливает, — качаю головой. — Эксгибиционист ты, что ли?

— Почему эксгибиционист сразу? — ухмыляется он. — Стыдиться надо дурных поступков, а не собственного тела, Машенька.

Мне показалось, или это камень в мой огород? Каждый раз, когда Стас называет меня Машенькой, я слышу укор в его голосе.

— Так я остановлюсь у леска?

— Остановись, — разрешает парень. — Только аккуратно съезжай. И скорость не забудь сбросить.

Перед нужным поворотом, я плавно выжимаю педаль тормоза и медленно выкручиваю руль вправо. Машина, повинуюсь моим движениям, легко скатывается с пригорка и выезжает на неровную земляную поверхность, которая по сравнению с асфальтом кажется очень ухабистой.

— Не торопись, осторожно, — подсказывает Толмацкий. — Сейчас чуть левее возьми, там бревно… Левее, говорю. Левее, блин, Зайцева!!!

Голос Стаса истошным воплем пронзает напряженную тишину салона, но, увы… Уже поздно.

Знаете, если бы мы были на телевиденье, то дальнейшую реплику парня, вы бы услышали примерно как «пи-пи-пи-пи». Я выросла в провинциальных трущобах, но такого отборного мата не слышала еще никогда. По сравнению с Толмацким, даже наша местная гопота, для которой нецензурная брань — нормальный способ общения, нервно курит в сторонке.

Противный скрежет пластика вперемешку с орами Стаса до боли режет слух, и я, даже еще окончательно не затормозив, понимаю, что мне кранты. Не знаю, что именно я поцарапала — днище или крыло, но, судя по волнам ярости, которые одна за другой исходят со стороны Толмацкого, жить мне осталось недолго. Прямо-таки считанные секунды.

Дождавшись полной остановки автомобиля, я передвигаю рычаг коробки передач в режим парковки и медленно, словно на меня направлено дуло пистолета, поворачиваю голову.

Вам знакомо липкое ощущение страха, которое пронизывает каждую клеточку тела, вынуждая мышцы трястись в неконтролируемом треморе? Если да, то вы понимаете, что именно я сейчас испытываю.

С неподдельным ужасом смотрю на Стаса и… Не узнаю его. В лице парня сквозит что-то невообразимо агрессивное, беспощадно-звериное, окутывающее мрачным ореолом пространство вокруг него. В зеленых глазах — сплошное свирепство, подбородок угрожающе выдвинулся вперед, а кулаки сжаты до побелевших костяшек.

Нет, он меня больше не пощадит. Кажется, я доигралась.

Резким движением распахиваю дверь и в буквальном смысле вываливаюсь из машины. Действую исключительно под влиянием инстинкта самосохранения, который пронзительно кричит о том, что мне надо бежать. Бежать как можно скорее. Потому что даже секунда промедления может дорого мне обойтись.

Высокая колючая трава больно проходится по щиколоткам, но я не обращаю на это внимания. Со всех ног несусь в сторону леса, надеясь скрыться от праведного гнева Толмацкого. Умом вроде понимаю, что людей не убивают за поцарапанные тачки, но у страха, сами понимаете, глаза велики.

— Ну, Зайцева, погоди!

Голос Стаса подобен выстрелу — оглушает и моментально придает ускорения. Я бегу так быстро, что мне позавидовал бы сам Усейн Болт! И даже препятствия в виде пеньков и муравейников, встречающиеся на пути, меня не останавливают. Я лихо перепрыгиваю через них и, слегка петляя, мчусь дальше, в самую глубь сумрачной чащи.

В какой-то момент злобные крики Толмацкого за спиной стихают, и сердце пронзает робкий луч надежды на то, что я наконец оторвалась. Однако стоит мне немного сбросить темп, как я понимаю, что ошиблась — Стас совсем рядом, буквально на пятки мне наступает. Звук его стремительных шагов раздается угрожающе близко, и я вновь делаю рывок, надрывая предел своих возможностей.

Но, к сожалению, этого оказывается недостаточно.

— Попалась, стерва! — сначала меж лопаток прилетает легкий удар, а затем я кубарем лечу в траву.

Толмацкий наваливается сверху, и я принимаюсь отчаянно сопротивляться, стараясь сбросить с себя его тяжелую тушу. Хаотично дергаю руками и ногами, мечусь из стороны в сторону, верещу так громко, что, должно быть, распугала всю лесную живность.

— Отпусти! Отстань! — до ломоты в костях выкручиваю запястья, в которые Стас вцепился мертвой хваткой.

— Ах ты сучка! — рычит парень, грубым рывком переворачивая меня на живот. — Ах ты бессовестная маленькая дрянь! Сейчас я научу тебя уважать чужое!

Его беспощадные пальцы соскальзывают вниз по моей спине, вызывая едкую дрожь в теле, минуют линию ягодиц, а потом бесцеремонно цепляются за подол юбки. Короткое грубое движение — и вот она уже задрана по самую талию, являя Толмацкому вид моей трепещущей задницы.