Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Например, заведующий снабжением механико-монтажного цеха Кузнецкого металлургического комбината 27-летний А. Н. Таран в июне 1933 г. обвинялся Сталинской горКК ВКП(б) в том, что «клеветал на советскую власть и Красную Армию, за­являя, что, будучи работником ОГПУ на Украине, он, Таран, рас­стреливал десятки белых, а 5-й Латышский батальон расстреливал по 500 человек...». Работавший в Омске и Томске арестованный в 1938 г. особист П. А. Егоров, доказывая свою лояльность, в письме Сталину из лагеря заверял вождя, что всегда был «бес­пощаден к врагам народа, и не только агентурным и следствен­ным путём боролся с ними, но много, много сам физически уничтожал их». Другой арестованный чекист - оперативник контрразведывательного отдела УНКВД по Алтайскому краю И. И. Виер-Ульянов - уверял судей трибунала: «Я сам боролся с врагами народа, не одну сотню я арестовал и расстрелял этих врагов»⁴⁸.

Рядовой кузбасский чекист С. М. Замарацкий на партсобрании в 1937 г. упоминал о регулярных «свадьбах» в Кузнецком домзаке в конце 1920-х гг. (этот термин употреблялся и чекистами Белорус­сии 1930-х, что говорит о его универсальности). В середине 20-х годов, когда численность работников карательного ведомства бы­ла наименьшей и когда на иной второстепенный сибирский округ приходилось в год всего несколько арестованных по политическим делам, порядки в тюрьмах были очень жестокими и бессудные расправы в них случались нередко. Крайней жестокостью к заклю­ченным отличались начальник Щегловского (Кемеровского) дом- зака старый революционер Ф. А. Брокар, начальник Минусинской тюрьмы Г. Керин. Начальник Тобольского исправтруддома И. С. Гомжин в 1926 г. оказался под судом за самовольный расст­рел заключённых, но был осуждён условно и благополучно про­должил карьеру в тюремном ведомстве⁴⁹. Менялись начальники тюрем очень часто, поскольку самые разные злоупотребления в их среде носили повальный характер

.«Произведено способом гражданской войны...»

Наличие широкой практики осуждения к высшей мере наказания в сравнительно либеральные нэповские времена тревожило многих представителей правоохранительных структур. В письме прокуро­ра Северо-Западной области О. Васильева от 12 сентября 1924 г., направленном в обком РКП(б) и контрольную комиссию, говори­лось, что «народная прокуратура подписывает расстрелы, как буд­то курит папиросы. Центровики [то есть московские власти - А. Т.] хворают от ленинградских расстрелов. Тов. Калинин рыдает, когда присылают ему приговоры с расстрелом...»⁵⁰. На окраинах, где ре­жим особенно не чувствовал себя в безопасности, в те же годы процветали массовые расправы под видом уничтожения бандитских элементов.

В Сибири, на Дальнем Востоке, Северном Кавказе в середине 1920-х гг. был действительно крайне развит уголовный бандитизм (зачастую с политической окраской), с которым шла настоящая война. Чекистские начальники средств не выбирали. Начальник За­байкальского губотдела полпредства ОГПУ по Дальне-Восточному краю В. С. Корженко в сентябре 1925 г. был отозван в Москву и от­дан под суд за внесудебные расстрелы участников уголовных банд. Сильно наказывать его не стали - некоторое время спустя Коржен­ко был возвращён на руководящую работу в ОГПУ.

Постановлением В ЦИ К Сибирский край объявлялся неблагополуч­ным по бандитизму в ноябре 1925 - январе 1926 г. и с 1 декабря 1926 по 1 марта 1927 г. Это означало, что власти края получали исключи­тельные полномочия. Создавалась специальная чекистская двойка, состоявшая из полпреда ОГПУ по Сибкраю И. П. Павлуновского и его заместителя Б. А. Бака, которая заочно рассматривала дела на уго­ловников, причём большую их часть приговаривала к расстрелу. Зи­мой 1925-1926 гг. органами О ГПУ и милиции Сибири было ликвиди­ровано 23 банды численностью 529 чел. Однако только 24% дел, рассмотренных чекистами во внесудебном порядке, разрешённом особым постановлением ВЦИК, сноября 1925 по январь 1926 г. (тог­да из 1605 осуждённых высшую меру получили около половины - 752, вт. ч. многие пособники бандитов), касались собственно членов бандгрупп, а три четверти попавших на двойку являлись грабителя­ми, ворами и т. д. В 1927 г. во внесудебном порядке по краю было осуждено к расстрелу 652 чел., а к заключению в концлагерь значи­тельно меньше - 419. Таким образом, власти с помощью жестоких внесудебных расправ пытались очистить Сибирский край не столько от бандитов, сколько от уголовников вообще⁵¹.