Против течения

И правда, другая – когда подошел, она вдруг так отчаянно покраснела, что даже шея стала розовой. Покраснела, заморгала, шмыгая носом. А Алексей подумал про себя: «Боже ж мой, кого я боялся? Бедный ребенок! А я – дурак старый, если не похуже сказать. Сам во всем виноват, а на девочку сваливал». Постояли, посмотрели друг на друга – вздохнул, сгреб ее в охапку, поцеловал в макушку. Кира заревела, еще сильнее уткнувшись ему в грудь.

– Прости меня, девочка, прости за все, что было. Все пройдет, все наладится. Мы сильные, мы выживем.

Она только часто кивала головой. Потом оторвалась от него и, взглянув снизу вверх своими невозможными синими глазами-льдинками в обрамлении мокрых от слез ресниц, неуверенно улыбнулась:

– Ты тоже меня прости. Я была такой завистливой дрянью.

– Так ты что – от зависти, что ли?

– И это тоже. Я Марину ненавидела. Мне хотелось ей больно сделать. Прости.

– Что ж, Бог простит.

– Ты… береги себя, ладно?

– Ты тоже.

И на краткую долю секунды вдруг вспыхнуло и сплавилось в одно целое все, что было с ними – сладкое и горькое, возможное и невозможное, прошлое и настоящее. Оба поняли: то, что было – было, а простится ли оно, забудется ли, не важно. Было. И никуда от этого не денешься. И посмотрев друг другу в глаза, они одинаково усмехнулись:

– Прощай?

– Прощай.

А Марина отвернулась, чтобы не видеть. Но и отвернувшись – все видела.

Часть 4. Анатолий

Марина знала, что вся жизнь семьи держалась на Валерии, и понимала, что не обязана брать на свои плечи еще и этот груз, но не могла оставить ее домашних в таком горе: звонила, приезжала, вела долгие разговоры с девочками. «Валерия их избаловала, – думала Марина. – И теперь, лишенные материнской поддержки, они как дети на промозглом ветру – растерянные и страдающие». Степик без Валерии оказался совсем никому не нужен – Анатолий вообще не появлялся дома в эти дни, только звонил Марине, а девочки были слишком заняты собой. Никто из них не привык заботиться о ком-то. Марина недолго думая привезла мальчика к себе: они быстренько сделали перестановку, поселив Степу с Ванькой, а Мусю – с бабушкой.

Муся сразу же забрала Степика в свое полное пользование, и тот начал ходить за ней, как рослый паж за крошечной принцессой. Митя – бывший Генерал Козявкин, тоже проводивший у Марины почти все время, потому что Юля опять была беременна и дохаживала последние недели, обижался и ревновал, потому что раньше Муся была его подружкой. Когда они собирались все вместе, Марина не могла налюбоваться на этот цветник, который Лёшка называл Третьим интернационалом: «дети разных народов». И шоколадный Степик с жесткими кудряшками, и светловолосый голубоглазый боровичок Ванька, и рыжий веснушчатый Митя – все подчинялись крошечной Мусе, которая, кокетливо встряхивая черными кудрями, ловко управляла мальчишками, так что Лёшка только головой качал: «Ты смотри, наша-то, наша! Княгиня Марья Алексевна!» А Марина думала: «Надо было еще девчонку родить, а то избалуют мужики Мусю. А может, еще не поздно?»

На сороковой день у Свешниковых собрались только свои – выпили, помянули, поговорили. Анатолий подсел к Марине – он был тяжело, как-то мрачно пьян – положил руку на спинку стула и сказал ей на ухо громким шепотом:

– Я соскучился.

Марина покосилась на Лёшку – тот отвернулся, но на скуле загорелось красное пятно – заметил.

Марина осторожно выскользнула из-за стола и ушла в библиотеку. Конечно, Толя нашел ее там – встал, преградив путь к двери, и прижал к дверце книжного шкафа.

– Толя, прекрати это. Я тебе сказала – я не Валерия. Я не могу ее заменить.

– Это точно, ты не Валерия… Ты не такая ледяная.

– Да что ж такое-то!

– До тебя только дотронься, ты и вспыхнешь.

Марина, наконец, разозлилась и с силой ударила его по щеке. Он мгновенно протрезвел, встряхнулся и отошел к столу. Сел в кресло, опустив голову. Потом тихо сказал, глядя в пол:

– Прости. Я забылся. Не уходи.

– Толя, возьми себя в руки. Я тебе говорила: ничего у нас не будет, никогда.

– Этого больше не повторится. Прости. Привык я, что ты все время здесь. Без тебя мне и поговорить не с кем.

– Поговорить – пожалуйста, сколько угодно. Спать я с тобой не буду, не надейся даже.

– Да я и не надеюсь.

– Послушай меня. Толя, я двоих похоронила подряд: маму и близкого человека. Это тяжело, так что я тебя понимаю как никто. Мне было очень плохо, Леший меня спас. В буквальном смысле спас – со дна реки вытащил.

– Я не знал этого. – Анатолий поднял голову и посмотрел на нее. Марина поняла – он потрясен ее словами.

– И я одно поняла: чтобы выжить, надо о себе забыть, о своих страданиях. Тебе есть о ком думать. Ты про девочек-то помнишь? А они даже подойти к тебе боятся. А Степочка? Вот скажи мне, где он сейчас?

– Как – где?

– Он у нас.

– Почему у вас?

– Да потому что тут он никому не нужен! Где ты был все это время? Утешался? У тебя дети, ты теперь – глава семьи. Что ты делаешь?

– А ты жесткая. – Он усмехнулся. – Так и надо со мной.

– А сегодня – что это такое? Ты специально Лёшку дразнишь?

– Ну, не без этого.

– Зачем ты мне жизнь осложняешь? Ты развлекаешься, а я…