Против течения

И Марина, плача от бессилия и целуя ее холодные руки, забормотала какие-то глупые утешительные слова – как будто можно было уберечь от невыносимой боли, от смерти… Никогда, ни за что не смогла бы она сделать то, о чем просила ее Валерия. Даже во имя милосердия и сострадания. Все равно, как ни крути – это убийство.

Был один из немногих вечеров, когда Марине удалось поговорить с Анатолием: они сменяли друг друга у Валерии, а в этот раз к ней пошли девочки. Марине было странно вспоминать, что когда-то она боялась Анатолия – общая беда их объединила. Она поняла: он просто очень замкнутый, сдержанный человек и редко открывается для общения, но с ней – все чаще и чаще. Между ними установилась какая-то почти родственная близость. Вот и сейчас: она сидела, вытянув ноги и закрыв глаза – ждала, когда придет за ней машина, Анатолий присел напротив, пригорюнившись над бокалом бренди, они вели неспешный разговор о каких-то необязательных вещах, избегая главного, что болело у обоих. Вдруг Марина вспомнила:

– Ах да! Толя, я все хотела сказать – Валерия… Мне кажется, она кого-то очень хочет видеть.

– Она… сама сказала?

– Нет, я так поняла, по-своему. Она мучается этим. Только я не знаю, кто это.

– Я знаю, кто. Я сделаю.

Он вздохнул, потом сказал:

– А что ты ездишь туда-сюда? Тяжело же. Пожила бы у нас пока.

– Да ничего, мне не трудно. Я и так дом забросила совсем.

– Недолго осталось…

– Да.

И вдруг, бросив на нее мгновенный острый взгляд, Анатолий спросил:

– Твой – ревнует?

– Конечно.

– Боится, что?..

– Да.

– Ладно, пусть успокоится. У меня есть кому меня утешить. Давно.

– Как?

– Вот так. И Валерия знает. Она…

– Разрешила?

– Вроде того. Так что не переживай.

– Господи, как все сложно.

– Не просто, да. Кстати, о сложностях – я все знаю, Валерия рассказала. Про твоего… героя и мою вертихвостку. Так что пусть поревнует – ему полезно.

– Толь, ну что я могу сказать!

– Да ничего и не скажешь. Все мы… мужики… одним миром мазаны, как видно. Все на вас держится. Так что – крепись.

– Стараюсь.

– С тобой хорошо говорить, ты знаешь?

– Потому что я слушаю.

– Ни с кем никогда не говорил так… только с ней.

Он долго молча смотрел на Марину – ей стало неуютно под его напряженным взглядом.

– Ты так на нее похожа.

– Да нет, тебе кажется. Я другая совсем. А похожи мы только одним – ты знаешь чем.

– А ведь у нас с тобой, пожалуй…

Марина вдруг ощутила, как близко – совсем рядом! – находится ее рука, безвольно лежащая на столе, от его руки, рассеянно играющей бокалом.

– У нас могло бы… что-то получиться. Нет?

– Не в этой жизни. И тебе не кажется – ты торопишься, а?

Он с горечью сказал:

– Ты что думаешь, она вдруг выздоровеет?

На следующий день, когда Марина негромко читала вслух стихи Пушкина, открывая томик наугад, неожиданно вошел Анатолий. Валерия взглянула на него и вдруг – Марина не поверила своим глазам! – ее лицо осветилось такой радостной надеждой, что стало почти прежним.

– Он приедет, – сказал Анатолий.

– Когда?! – спросила Валерия.

– Через два дня. Он сейчас в Штатах.

– Через два дня… это недолго! Это – послезавтра?

– Нет, дорогая, это сегодня и еще два дня.

– Все равно… недолго.

Какое-то время она лежала с закрытыми глазами и улыбалась. Потом заговорила, и вновь в ней проглянула прежняя Валерия – сильная и властная:

– Мариночка, ты сейчас иди, со мной Толя побудет, ладно? Ты приезжай послезавтра с Лёшей и ребятишками, я давно их не видела, а завтра… Толя, ты позвони, пусть завтра Аркаша со своими приедет.

Марина с Анатолием переглянулись, и Марина увидела, как он побледнел и нахмурился. Оба поняли: Валерия будет прощаться.

«Вот оно что, – думала Марина, – вот что ее держало здесь – этот неведомый человек, который должен прилететь из Америки».

Когда они приехали всем табором, как называл это Лёшка, Марина не узнала Валерию. Хотя от нее остались одни глаза, казавшиеся огромными на бледном восковом лице, она так сияла и казалась такой бодрой, что Марина на секунду поверила – случилось чудо! Никакого чуда быть не могло – она помнила по болезни матери: та тоже вдруг как будто воспряла перед самой кончиной. Валерия ласково поговорила с детьми – Муся подошла смело, а Ванька спрятался за Марину – раздала им маленькие подарки, а Марине сунула – потом посмотришь! – маленький бархатный мешочек, в котором что-то нежно позвякивало:

– Мариночка, ты приди завтра, ладно? Поможешь мне, а то я волнуюсь.

Дома, раскрыв мешочек, Марина ахнула и высыпала на стол весь обыденный набор браслетов и колец Валерии. И хотя она видела ее каждый день и замечала, как безнадежно угасает жизнь, только сейчас окончательно осознала, что Валерии скоро не станет совсем.

– Подожди-ка, там еще что-то…

Она достала крошечный бумажный сверточек, развернула – это были круглые золотые ажурные серьги, от которых сразу легли световые блики на скатерть.

– Надо же, – сказал Лёшка. – И как она узнала?

– Что?

– Да я же портрет ее пишу как раз с этими серьгами! Мне свет не дается, я еще думал – попросить для этюда. Марин, придется тебе. Наденешь? Мне немного осталось дописать.

– Да и времени немного. Совсем немного…

– Ты думаешь?