Против течения

Марина понимала его очень хорошо – в юности считала себя просто ангелом добродетели: ни поцелуя без любви, боже упаси! Сначала штамп в паспорте – потом постель, а уж с женатым встречаться – да никогда. Да чтобы я, такая правильная… А потом появился Дымарик, и ей стало все равно: женатый – не женатый, есть штамп – нет штампа. Летела, как бабочка в огонь. И так же Дымарик держал ее, как Кира – Лёшку: на коротком поводке да в жестком ошейнике. Но внутри себя она тогда как-то… упала. Уважение к себе потеряла. Поломалась. Потому так долго и держалась за Вадима, чтобы «падение» свое оправдать – что же это за Великая Любовь, ради которой через себя переступила, если она через пару месяцев закончилась! Марина знала, каково Лешему, но как помочь, не понимала. Ей это было не по силам – слишком тесно переплелись они с Лёшкой, крепко проросли друг в друга корешками и веточками.

– Лёш, хочешь, я сделаю так, чтобы ты все забыл? Словно и не было? А то я не могу на тебя смотреть. Я хочу тебя прежнего.

– Марин, да не будем мы прежними, ты же понимаешь. Забыть? Словно ничего не было, говоришь. – Он задумался. – Я ничего не вспомню, да?

– Да!

– А ты, значит, все будешь помнить? Ну и что это за жизнь у нас с тобой будет? Нет, надо перетерпеть. Мы должны справиться.

– Мы справимся! Ты знаешь, тебе надо как-то смириться с самим собой, с тем, что ты… не так хорош, как про себя думал.

Он хмыкнул:

– Да уж…

– А я постараюсь не ревновать к прошлому. Постараюсь, правда!

Леший вздохнул:

– Ладно, попробуем. Помнишь, ты говорила: «Мы ничего про себя не знаем, пока не сделаем?» Так и есть…

К поездке Марина подготовилась. Когда вышла к машине, Лёшка остолбенел.

– Ты это что, нарочно?

– Конечно. А что?

– Слу-ушай, а может, не поедем, а? У нас и здесь дело найдется!

– Не поедем? Так вот прямо и не поедем? Давай, давай, заводись!

– Да я уже и так завелся!

– Все-все, иди! – А сама смеется, довольная.

И ничего особенного она с собой не сделала: постриглась, подкрасилась, платье новое. Но дело было не в платье. Лёшка косился на нее всю дорогу, словно никогда раньше не видел, как мягко дышит нежная грудь в низком вырезе, как улыбаются губы, как вспыхивает в глазах солнечный блик. Забыл, какой русалкой она может быть, забыл! А когда стали к Костроме подъезжать, совсем плохо стало:

– Марин, вот что ты делаешь, а?

– А что такое? – невинным голосом.

– Я сейчас врежусь во что-нибудь! Руку-то убери!

– Убрать?

– Марин, разобьемся! Прекрати!

– Не разобьемся. А ты притормози…

Какой там – притормози! Свернул на первом же повороте на грунтовку, заглушил мотор.

– Это что же такое, а?

– А на что это похоже?

– Марина…

– Давай назад перейдем, тут тесно.

Не помнил, как оказался на заднем сиденье, ничего не помнил, спроси: кто ты, что ты? Все забыл. Хорошо, стекла в машине тонированные, снаружи не видно, что делается! Кира? Какая Кира? Кто это – Кира? Одна Марина, единственная. Только она. В окошко постучали – вот черт, менты подъехали. А как же, стоит черный джип в затишке, подозрительно.

– Ты хоть прикройся!

Опустил стекло с дежурной улыбкой – мент, взяв под козырек, заглянул в салон и вытаращил глаза. Леший обернулся на Марину – вот чертова баба! Полуголая, улыбается, глазами играет – у мента челюсть отвисла. И Лёшка ему:

– Прости, командир, видишь – не вовремя ты.

Тот челюсть подобрал, козырнул и пошел. А эта нахалка ему вслед:

– Осторожнее на дороге! Лёш, не закрывай окно, душно…

Душно ей! Потом, когда слегка отдышались, стали хохотать, вспоминая, какое лицо у мента было. Так и доехали до Валерии, посмеиваясь. Когда парковались, Леший сказал:

– Я понял, что это было.

– И что же?

– Это ты в целях профилактики!

Опять посмеялись. И так Лешему стало легко – словно наконец сам в себя вернулся. И что я с ума сходил, дурью маялся? А тут она и показалась, дурь его – живая, длинноногая. Вышли с Милой из сада, увидели Марину с Алексеем, Кира побежала было к ним – Мила ее за руку схватила, удержала, но Кира все-таки вырвалась и полетела навстречу. Мила повернулась и ушла. Марина почувствовала, как Алексей напрягся, взяла его за руку:

– Посмотри на меня.

Посмотрел и вдруг как очнулся:

– Я сейчас только понял – она же на тебя похожа!

И правда, похожа чем-то. Так вот что его притянуло! Да еще волосы длинные…

Кира совсем близко подошла – юная, прелестная, свежая. И такая женская ненависть поднялась вдруг в душе у Марины, что в глазах потемнело. До этого она как-то пыталась настроить себя на прощение, и ей это почти удалось: на самом деле ей было жалко Киру, которая всеми способами пыталась получить хоть какую-то видимость любви – от кого угодно. Марина знала, что Валерия в девочках разочаровалась: Мила казалась ей слишком инфантильной, а Кира – чересчур дерзкой и строптивой. И в обеих, как полагала Валерия, не было и капли ее силы – но теперь Марина в этом сомневалась, послушав Лёшкины рассказы. Анатолий детьми не занимался совсем, а им так нужно было отцовское внимание. А когда в жизни семьи появилась Марина, все стало еще сложнее, потому что девочки стали ревновать ее к матери.