Против течения

– Она это все из-за меня.

– Что – из-за тебя?

– Она мне доказывала, что все одинаковые!

– Кто – все? Мужчины?

– Ну да. Только помани – любой не устоит. И никакой такой особенной любви нет. А я все равно не верю.

– И правильно.

– Я еще скажу, можно? Сейчас, скажу. Это, наверное, и так видно, но я все равно скажу. Марина, прямо при вас скажу: я люблю Алексея… Михайловича. Но вы не бойтесь, это ничего не значит. Я так буду любить… издалека. Марина, я и вас тоже люблю… Вы оба для меня… как… как…

И совсем расплакалась.

– Лёш, иди. Дай я с ней поговорю.

Алексей из машины видел, как Марина гладила Милу по голове, что-то говорила, обнимая за плечи, а Мила все кивала и кивала, как китайский болванчик. Потом пошла, ссутулившись, к дому. Лёшка не выдержал, вылез:

– Марин, я попрощаюсь с ней, ладно?

– Конечно, иди.

Догнал. Мила, увидев его, еще больше покраснела. Он умилился: господи, эта-то – совсем ребенок!

– Возьми-ка эти рисунки, пусть у тебя будут.

– Это что – я?

– Это ты. Посмотри на меня.

Подняла голову и, отчаянно смущаясь, посмотрела ему в лицо.

– Не слушай сестру, она маленькая дрянь. А ты – ангел. А что влюбилась, это не страшно – первое чувство, оно самое чистое. И прости, что подвел тебя. Но ты мне очень помогла.

– Правда?

– Правда. Иди, детка. Мы тоже тебя любим. Все будет хорошо.

И поцеловал в лоб.

– Ты там не перестарался? – спросила Марина, когда отъехали.

– Да нет, ничего.

А сам подумал – от Милы так легко не оторвался бы, как от Киры. Правда, с Милой ничего такого и быть не могло. Никогда. Просто невозможно. Далеко они не уехали – Леший опять свернул на ту же грунтовку, остановил машину.

– Лёш, ты что? Тебе плохо?

– Да, неважно что-то. Я посижу немного, ладно?

– Может, не поедем в Москву? Давай в Костроме переночуем? В гостинице?

– Сейчас, подожди. Посмотрим.

Он сидел, закрыв глаза и сжав зубы, чувствуя, как медленно, но неотвратимо надвигается на него океанская волна стыда, отчаяния, раскаяния, ненависти к себе – оттого, что позволил всему этому случиться, сам не справился, спрятался за Марину. И как теперь смотреть в глаза Валерии? И как дальше жить?! До сих пор все происходящее словно совершалось где-то в другом мире, в тесных закоулках реальности: между ним и Кирой, потом между ним и Мариной, а сейчас вдруг оказалось, что реальность одна – общая для всех.

Он увидел себя со стороны, и так вдруг стало тошно, что захотелось – не быть, исчезнуть, раствориться, перестать. Сердце застучало с перебоями, и перехватило дыхание. А Марина, видя, что с ним происходит, в самую последнюю секунду – как мать, которая ловит бегущего сломя голову к оврагу ребенка, поймала Лешего и удержала, и держала до тех пор, пока не восстановился сердечный ритм. Алексей дышал с трудом – весь белый, капли пота на лбу. Глухо проговорил:

– Спасибо.

Потом, отдышавшись, сказал:

– Марин, я хотел с тобой о Валерии поговорить…

– Лёш, я понимаю, что ты чувствуешь!

– Послушай! Не в том дело, что она меня ударила – заслужил. Еще пожалела, я понимаю – рукой ударила, а могла вообще… Если ты вон… Киру… чуть не убила.

– Ты понял?

– Да чего там было не понять. Это даже видно было, как ударила – такой вихрь пролетел, слава богу, лишь краем задела. В дерево попала – такой огромный сук рухнул, не заметила?

– Нет, не заметила. Лёш, я в последнюю секунду отклонила. Это так страшно! Я справиться с собой не могла – злоба поднялась звериная, просто ужас! Как мне теперь плохо…

– Вот видишь. А Валерия тебя намного сильней, теперь я это точно знаю. И она… она совсем не такая белая и пушистая, как нам представлялось. Она не такая, как ты.

– Я знаю, она жесткая.

– Марин, это не то слово. Ты понимаешь, ударила она меня за дело. Но все остальное! Ты же видела, я не сам на колени встал – она меня поставила!

– Мне это совсем не понравилось.

– Я знаю. Я, может, и сам бы… но не успел. Она это специально сделала, знала – ты увидишь. Она меня унизить хотела, при тебе. И унизила.

– Лёша…

– Марин, дай я просто расскажу, что было. Ты дальше смотрела?

– Нет, я не могла.

– На колени поставила – ладно. Она же меня… наизнанку вывернула. Она своим рентгеном до мозга костей мне достала! Понимаешь?

– Господи…

– Ты себе такого не позволяла никогда – а ты жена моя! Но даже когда ты… входила, ты дальше крылечка не заглядывала. Ты спрашивала всегда.

– Но я же понимаю – это личное пространство, тебе неприятно…

– А она – без спросу! Она делала, что хотела, понимаешь? Вот такое ощущение было, что она ногой меня пнула, как собаку, – и вошла! Для нее преград нет, ни физических, ни моральных. И еще, самое главное – ты ведь знаешь, я тоже иногда… могу видеть. Редко, плохо, случайно. Но когда ты… входишь, я тоже тебя вижу, понимаешь? Когда этот канал открывается – он в обе стороны открывается.

– Да.

– Я ее увидел. Мне, конечно, не до того было – я ведь еще сопротивляться пытался, наивный! Но – увидел. Образ ее, очень… впечатляющий.

– И что?

Леший вздохнул.

– Марин, это ужасно. У нее душа сломанная. Вот представь: человеку переломали все кости…

– Брр!

– И они потом срослись неправильно, как попало. Что получится?

– Урод, инвалид!