— На стипендии. Я учился в художественном училище и получал двести восемьдесят рублей. Мара — в акушерской школе… Конечно, приходилось туго… Помню, по радио передавали сообщение о снижении цен. Это было, кажется, в апреле сорок восьмого года… На черную икру цену снизили на десять процентов, на красную — на двадцать. — Георгий усмехнулся. — А мы не то что икры, дешевой колбасы иной раз не могли купить. Перебивались с хлеба на чай… Я как-то предложил Маре: давай махнем на Север. Везде объявления, что требуются люди с различными специальностями. Я даже ходил в бюро по найму на Гоголевском бульваре. Мне сказали, что условия отличные. Проезд оплачивается, подъемные, зарплата — северный коэффициент. Но Мара была категорически против! Говорила, что у меня слабое здоровье и Север не для нас. Все успокаивала меня, чтобы я не переживал: получим дипломы, тогда заживем.
— А что у вас со здоровьем? — поинтересовался следователь.
— Легкие слабые, — неохотно признался Георгий. — Ну а вскоре меня в армию призвали…
— Как? — удивился Кашелев. — А легкие?
— А, — махнул рукой Георгий. — По молодости, по глупости получилось. Когда проходил медкомиссию, скрыл от врачей. Понимаете, мужская гордость. Не хотелось ходить в слабаках. Перед ребятами храбрился. Но в армии старшина быстренько приметил: со мной что-то не то. Все во взводе маршируют, бегают, на снарядах упражнения выполняют, а я чуть что, потею, быстро устаю… Ну, послал он меня в санчасть. Там врач устроил мне головомойку. Кричал, что я мог себя угробить. Комиссовали. Вчистую. Вернулся домой — Мару не узнать. Валентина Сергеевна довела. А Мара, оказывается, ничего не хотела мне писать, чтобы я не волновался. Я крепко поругался с Валентиной Сергеевной. Она немного утихомирилась. Скоро у нас родился ребенок… Мертвый.
Велемиров замолчал, опустил голову. Воспоминания давались ему нелегко. Кашелев не торопил его.
— Я, конечно, утешал Мару как мог. А Валентина Сергеевна злорадствовала. Как останется со мной один на один, так и заводит свое: говорила, мол, намыкаешься с такой женой, без детей останешься, неспособная Мара родить нормального ребенка… Ну, опять скандалы. Главное, Валентина Сергеевна железно гнула свою линию, чтобы я бросил Мару и взял другую жену. Все подсовывала мне невест.
— В каком смысле? — спросил Кашелев.
— Как-то даже пригласила в гости своего знакомого с дочкой. Завбазой. Мара в тот вечер дежурила. Меня попыталась затащить за стол. Но я быстро смекнул, что к чему. Отказался.
— Маргарита знала об этом случае?
— Что вы! Я ни словом не обмолвился! — горячо произнес Георгий. — Я всегда старался оградить ее от наскоков своих родных. Вы не представляете, что она для меня сделала! Я ведь чуть совсем не загнулся. И кто меня выходил? Кто на ноги поставил? Мара! Дежурства лишние брала, все продала с себя, чтобы я лучше питался. Ходила за мной, как за малым ребенком. — У Велемирова повлажнели глаза. — Как вспомню, прямо плакать хочется. Ах, Мара, Мара! — Он закачался на стуле, обхватив голову руками. — Она меня спасла, а я ее не уберег.
— Мара работала, а вы продолжали учиться? — спросил Кашелев.
— Да, как только поправился, снова пошел в училище, — после некоторой паузы, придя в себя, ответил Георгий. — Закончил. Стал работать. Получал неплохо. Дела стали как будто поправляться. И даже счастье улыбнулось — у нас родился мальчик. Хороший такой пацан. Мара настояла на том, чтобы его назвали так же, как и меня. Говорит: хочу, чтобы в семье был еще один Жора. И тут — новое горе… Проклятая соска…
Велемиров замолчал. Теперь надолго. Потом вдруг с неожиданной злобой сказал:
— Видели бы вы, как вела себя Валентина Сергеевна на похоронах!
— Как? — осторожно спросил следователь.
— Нет, вы даже представить не можете! Облокотившись на гроб внука, ела мороженое.
Эта деталь настолько поразила Кошелева, что у него невольно вырвалось:
— Мороженое?!
— Вот именно! Скажите, разве это бабушка? Мать?! А ведь всегда и везде твердит, что любит меня, желает только добра. Простите, но я не понимаю такую любовь! Может, это она себя слишком любит и хочет что-то получить через меня?
Его вопрос повис в воздухе, потому что следователь не знал, что ответить.
По словам Георгия, даже тогда, когда они с женой прочно встали на ноги материально, отношения между Марой и свекровью еще больше ухудшились.
— Куплю, бывало, Маре новое платье, туфли или еще что, так Валентина Сергеевна аж зубами скрипит. Это для нее — как острый нож в сердце, — рассказывал Георгий. — Мы давно хотели обменять комнату. Но кто пойдет в нашу халупу? Никаких удобств, дровяное отопление… Я готов был приплатить любую сумму, потому что уже не мог видеть родственников!
«Если все, что он говорит, правда, — думал следователь, — обстановка была накалена до предела».
У Кашелева все время вертелся на языке вопрос: а не могла ли убить Маргариту свекровь? Но он не решился задать его. Все-таки сын… Ведь если это предположение неверное, какую травму он нанесет Георгию!