Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

Чтобы скоротать время в поезде, Кашелев накупил на Ленинградском вокзале газет.

В стране началась кампания к выборам народных судей. Это касалось и Льва Александровича: в райкоме ему, как юристу, поручили выступить с докладами на нескольких предприятиях.

Много материалов было посвящено целине. Это движение охватило весь Союз. Как до войны, когда люди ехали на строительство Магнитки, Днепрогэса, так теперь молодежь стремилась освоить огромные пространства северного Казахстана и Алтая. В кинотеатрах шел цветной фильм «Пробужденная степь».

Горячо откликнулись на призыв и москвичи. Многие комсомольцы и молодые рабочие комбината «Красная Роза» обратились в комитет ВЛКСМ с просьбой послать их на целину. Их примеру последовала молодежь завода «Калибр», 1-го Государственного подшипникового завода и других предприятий.

Кашелев прочитал все газеты. Постепенно его мысли сосредоточились на предстоящей встрече с Павлом Велемировым. В голове выстроился план вопросов. Конечно, строго выдержать его трудно, потому что любой допрос — это еще, и экспромт. Всегда возникает что-нибудь неожиданное. Но лучше все же подготовиться.

К Калинину подъехали уже в сумерки. Кашелев зашел в горотдел милиции: он не знал города и не хотел терять время на поиски Велемирова. Следователя любезно отвезли по нужному адресу на дежурной машине.

Павел имел комнату в общей квартире. Когда следователь постучал к нему, у Велемирова в руках была бархотка. Пахло гуталином. Парень, видимо, куда-то собирался, чистил ботинки.

Он был выше брата на полголовы, плечистый, с большими руками. Лицо пыхало здоровьем.

— Из Москвы? — удивился Павел, когда Кашелев представился. — С чего это я понадобился вам?

— Разрешите присесть? — сказал следователь. — Есть разговор.

— Садитесь. И долгий? — Павел посмотрел на ручные часы. — А то меня ждет… В общем, понимаете?

— Долгий.

— Ну выкладывайте, — выдохнув, сказал Велемиров.

— Давно были в Москве? — спросил Кашелев.

— Порядком уже. Я — как солдат. Еду, куда пошлют.

— Поточнее, пожалуйста.

— Дайте подумать. — Павел потер чисто выбритую щеку. — Еще до ноябрьских праздников. Числа третьего.

— А второго декабря не были?

— В четверг, что ли? — высчитал Велемиров. — Нет. Загорал, здесь.

— Как это? — не понял Кашелев.

— Менял карданный вал. Морока на весь день.

«Похоже, не врет, — подумал следователь. — Впрочем…»

— Из дома никаких известий не получали? — продолжал Кашелев.

— От моих? Нет. А что? — снова удивился Павел.

«Неужели еще ничего не знает?» — в свою очередь поразился следователь.

— Писем, телеграмм не было?

— От Жорки письмо. Недели три назад… и все.

— Что пишет?

— Лучше бы вообще не писал! — сердито сказал Павел. Он вынул из пачки «Беломора» папиросу, размял, закурил. — Совсем очумел! Носится с женой как с писаной торбой. Ни меня, ни мать с отцом ни в грош не ставят.

— Почему?

— Потому! — огрызнулся Велемиров и пристально посмотрел на Кашелева. — Товарищ следователь, может, хватит темнить? Что там стряслось?

— Давайте договоримся: сначала вопросы буду задавать я, — строго сказал Кашелев. — Расскажите, пожалуйста, об их взаимоотношениях.

— Так вы из-за этого и прикатили?

— Да, — кивнул Кашелев.

— Как ваши родители относятся к Георгию и его жене?

— Мать готова ради Жорки на все! Понимаете, на все! А он? — Павел в сердцах махнул рукой. — Никогда не считался с ней. Женился и то втихаря.

— Как это? — не понял следователь.

— Подали заявление в загс, никому ничего не сказав. Даже мне. Потом уже, через месяц, объявили. Жорке надо было не жениться, а лечиться… Сколько мать слез пролила из-за него!

— Она была против Маргариты?

— Если бы брат делал все по-человечески, возможно, мать относилась бы к ней по-другому. Мало она Маргарите сделала! И деньгами помогала, и кормила.

— А как относилась к вашей матери Маргарита?

— Еще та штучка, скажу я вам! Вертит Жоркой, как хочет! А нашу мать поносит почем зря. Да еще тетке жалуется.

— Это которая в Пензе?

— Ну да. Тетя Женя. И соседке на мать такое плетет — уши вянут. Черт с ней, пусть живет с нашим телком как пожелает, но зачем вбивать клин между родственниками? Мы ведь, поди, Георгию самые близкие.

— Жена, может быть, ближе, — заметил Кашелев.

— Так считается. Если бы она думала о его здоровье, а то больше о шмотках печется! А он совсем доходягой стал. А попробуй скажи ей. Видите ли, у нее нервы. У нее есть, а у матери нету! Полюбуйтесь, что Жорка мне пишет. Мне, единственному брату!

Павел встал, открыл тумбочку и начал ожесточенно рыться в ней. Потом положил перед следователем измятый листок бумаги.

Кашелев расправил его и углубился в чтение.