– Думаю, это разумно. Я начну! – добавляю я, прежде чем он успевает возразить. – Первый вопрос: насколько серьезно все было с Женевьевой?
Мэтт немеет, как будто я попросила его в трех словах объяснить теорию струн.
– Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «серьезно», – наконец отвечает он.
– Ну… Она у тебя оставалась?
– Иногда.
Я вдруг вспоминаю, что уже знала это, и проклинаю себя за напрасный вопрос.
– Как часто?
– Пожалуй, пару раз в неделю.
– И ты… – Я запинаюсь. – Ты говорил ей, что любишь ее?
– Не помню, – после паузы говорит Мэтт.
– Не помнишь? – не веря своим ушам, говорю я. – Не можешь вспомнить, говорил ли ты ей, что любишь ее?
– Нет.
– Ну, ладно. Неужели она…
– У тебя закончились вопросы, – перебивает мужчина, и я в замешательстве смотрю на него.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты задала пять вопросов. Разговор окончен.
Я яростно считаю в уме. Один… два… О, ради бога, это несправедливо. Это неправильные пять вопросов.
Но я знаю Мэтта. Он буквален. Я должна точно следовать правилам этой игры, иначе он никогда больше на это не пойдет.
– Хорошо, – я поднимаю руки. – Твоя очередь. Спрашивай о чем угодно.
– Отлично, – Мэтт задумывается. – Насколько серьезно у тебя было с Расселом?
– О
Я замолкаю, потому что мне не особенно хочется вдаваться в то, как он начал меня избегать, не говоря уже о том, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять, что происходит. Я придумала для него все возможные оправдания. И я
– Хм. – Мэтт с минуту молчит, переваривая услышанное. –
– Нет, – говорю я после паузы. – Не оставался. Собирался, но работа у него была довольно сложной, так что… Я имею в виду, это был бы следующий шаг.
– Хм, – снова говорит Мэтт.
Он молча снимает оставшуюся часть спортивной одежды, и, наблюдая за ним, я чувствую растущую интригу. Его лицо задумчиво и сосредоточенно. О чем он думает? О чем собирается спросить? Он тянется за полотенцем.
– Ладно, я пошел в душ. Во сколько мы отправляемся на этот пикник?
–
– О, точно, – говорит Мэтт, как будто он забыл. – Я задам их в другой раз.
Он исчезает в ванной, а я смотрю ему вслед, ошеломленная и немного обиженная. У него оставалось еще три вопроса! Как он может не гореть желанием узнать больше? У меня остался еще миллион вопросов о Женевьеве.
Чувствуя себя сбитой с толку, я направляюсь в гостиную. Сегодня не должно быть никаких проколов. Я беру Мэтта на пикник в честь дня рождения Мод, чтобы познакомить его со своими подругами, и все должно быть чудесным, счастливым и идеальным.
Я имею в виду, все и так чудесно, счастливо и идеально, быстро напоминаю я себе. Я просто не хочу, чтобы Женевьева действовала мне на нервы.
Затем я замечаю завтракающих на кухне Нихала и Тофера, и меня осеняет идея. Я быстро подхожу к ним, на всякий случай оглядываясь.
– Доброе утро, Ава, – вежливо говорит Нихал, насыпая в миску хлопья.
– Доброе утро. – Я одариваю его супердружелюбной улыбкой. – Доброе утро, Тофер. Послушайте… – Я понижаю голос. – Могу я по-быстрому поковыряться в ваших мозгах, чтобы Мэтт не узнал?
– Нет, – бескомпромиссно говорит Тофер. – Следующий вопрос?
– О, пожалуйста, – умоляю я. – В этом нет ничего плохого. Я просто хочу узнать немного больше о… – Я понижаю голос. – Женевьеве. Но мы договорились не говорить о наших бывших. Как бы совсем.
– Ну, это глупая идея, – закатывает глаза Тофер, и я вздыхаю.
– Может, и так, но мы договорились. Так что я не могу спросить Мэтта. Но мне
– Что? – спрашивает Тофер, выглядя слегка заинтригованным, и Нихал замолкает, положив руку на пакет с молоком.
Я ощущаю внутреннее беспокойство, потому что уже чувствую себя нелепым параноиком, но, с другой стороны, мне
– Мэтт очень любил Женевьеву? – шепчу я.
Меня одолевает глубинный страх с тех пор, как я увидела то видео: вдруг они были безнадежно влюблены, да так, что я не смогу ни понять этой любви, ни конкурировать с ней. И что она вернется и применит к нему какую-нибудь магию.
– Любил? – безучастно повторяет Тофер.
– Любил? – морщится Нихал. Через мгновение он продолжает наливать себе молоко, а я чувствую всплеск разочарования. Я замечаю, что они оба уклонились от ответа на вопрос.