Просчёт финикийцев

Ауад понимал, что пора уходить, но не мог заставить себя подняться со стула. Он смотрел на капельку мороженого в уголке рта Анжелы, на пуговки ее рубашки, за которыми скрывался изящный крестик на золотой цепочке. Впрочем, интересовал его вовсе не крестик, а тот невообразимый мир, где женщины расстаются с ароматным кружевным бельем, а мужчины воспринимают как должное их красоту и покорность. Мир, до поры закрытый для него, но оттого еще более манящий.

Где-то ниже по склону, застроенному однообразными блочными домами, продребезжали колокола. Анжела замерла на секунду и собралась что-то сказать, когда колокольный звон прекратился, заглушенный характерным свистом, глухим безвольным рокотом, ударом и нарастающим воем сирен. Бомбы всегда падали после заката, и за первой приходила вторая. «Подвал», — подумал Ауад, — «здесь есть подвал?»

Послышался еще один удар, треск и дребезжание стекол. Упало так близко, что казалось, можно услышать крики раненных, и почувствовать, как души погибших топчутся в нерешительности на краю бытия.

Ауад только сейчас заметил, что Анжела вцепилась ему в запястье и пытается увести к лестнице по темному коридору. Он мог бы обрадоваться такому повороту, но сейчас случилось ужасное, нужно бежать, нужно пытаться кого-нибудь спасти.

— Мне пора, — сказал он.

Она тяжело дышала.

— Не выходи, они начали слишком рано. Что-то случилось. Где Мартин? Мне должны были позвонить!

Темнота неуклонно поглощала комнату. Какое к черту позвонить? Этой ночью весь квартал опять останется без электричества.

— Я буду жить вечно, — произнес Ауад невпопад, — бомбы мне не страшны.

— Нет, ты останешься! — выкрикнула женщина.

Почему она боится обстрелов? Ведь сама же добровольно... Снова послышался свист и Анжела понеслась вниз по лестнице, утаскивая Ауада за собой. Она закрыла массивную дверь, изготовленную во времена, когда о бомбах никто не помышлял. Зажгла свечу, и на некрашенной каменной стене появились две дерганые тени. Было душно и промозгло одновременно. Казалось, будто мир снаружи перестал существовать, будто Ауад все пропустил, пытаясь успокоить чужую, напуганную и до смешного одинокую женщину.

Жаль, что нельзя выйти и посмотреть, как падает с неба неописуемой красоты зеленая комета, как освещает неопрятную улицу вспышка, как смерть осматривается в поисках легкой ежедневной добычи.

Боже Иисусе, здесь невозможно даже курить. Остается лишь сидеть на брошенном на пол матрасе и слушать ее бормотание. Когда-то Анжела видела, как бомба убила несколько человек, работавших с ней. Ауад слышал эту историю раньше. Он слышал десятки подобных историй. Тоскливая грань взрослого мира, о которой не хотелось думать. Так или иначе, смерть настигнет всех.

— Останься до утра, — просила женщина, — ты не можешь вот так уйти...

«Я все могу!» — подумал Ауад.

Он поднялся на ноги, в неровном свете свечи взглянул на нее свысока. Дома придется сидеть в подвале с соседями, но это свой дом и свои отморозки, пусть при встрече ему и противно с ними здороваться.

— Перестань завывать! — сказал он грубым басом, удивляясь сам себе.

В свои шестнадцать он был выше Анжелы, гораздо сильнее её, и телом и духом. Она ему не указ. Никто ему не указ. Она всего лишь чужестранка, которой он добровольно согласился помогать. А еще, её время прошло. Как прошло время всех европейцев с их лицемерным замшелым либерализмом. Здесь война, детка. Кто дотянулся, тот взял. Кого задело, тот не выживет. И так было всегда.

Он прошелся по подвалу от стены до стены, чувствуя себя непобедимым и настолько правым, что сам Господь Бог не сможет ничего возразить.

— У меня мать и сестра, — сказал он, — я иду к ним.

В гостиной проснулся телефон, звякнул резкой раздражающей трелью. Анжела вскочила с места, но тут же уселась обратно. Бомбы падают гроздьями, одна за другой. Вечерний выход еще не окончен.

«Тщеславная трусиха», — подумал Ауад, — «с чего она решила, сто следующая попадет именно сюда?»

Он открыл дверь, взбежал по лестнице. Поднял трубку, выдохнул и сказал «Алло!».

— Кто это? — спросила по-французски женщина на другом конце линии, — Где Мартин?

— Нет здесь Мартина, я за него.

Женщина извинилась и дала отбой.

Когда людям нужно сказать нечто важное, они это говорят. Или просят передать. А тут бабские глупости, дебильные игры в шпионов.

Он сунул в карман пачку Мальборо, прихватил на память бензиновую зажигалку с металлическим корпусом и вышел через парадное крыльцо на узкую улицу, освещенную светом луны, пахнущую многодневным мусором и некогда благополучным бытом.

Ауад не видел лицо отца Бутруса в полутьме за резной решеткой, но чувствовал исходящее оттуда нетерпение. Он достал из кармана джинсов плотный запечатанный конверт, сложил пополам и просунул в щель меж прутьев. Конверт бесшумно провалился в темноту и через мгновение на его месте появился другой, в точности такой же.

— Что-то еще? — спросил священник.

— Да. Просили передать, Камилла выходит замуж.

Отец Бутрус некоторое время молчал.