Пророки

Казалось, что от их жара плавится все вокруг. К спине одного — не то Исайи, не то Самуэля, не разобрать — пристало сено. Да и неважно, в любом случае соломинки торчали во все стороны, как иглы, словно чья-то невидимая рука сшивала их двоих — схлестнувшихся в нерушимом объятии — воедино. Тимоти затрясло. Раньше ему и в голову не приходило, что негры этим занимаются, что они вообще о таком знают. Каково это — вот так сладко льнуть друг к другу, не имея даже мягкой постели? Выходит, и труд до седьмого пота не спасает от подобных мыслей, не ожесточает характер? На Севере Тимоти узнал, что Томас Джефферсон провел обширнейшие исследования на эту тему. И все же, несмотря на то что ни единый порыв ветра не освежал воздуха, эти двое сплетались, словно на улице стояла морозная зима, а не жаркое лето. Все это сбило Тимоти с толку, но в бриджах у него отвердело.

Он ведь собрался завтра писать Исайю.

Собственно, почему бы и нет? Уже скоро сюда потянутся гости. Понятно, родители ждут не дождутся внуков, на что вовсе не стесняются намекать. Поначалу допытывались, не познакомился ли он во время учебы и путешествий с какой-нибудь славной юной леди. А после решили, что оно и неважно, все равно у него в подобных делах опыта нет, и сами они, без сомнения, смогут найти для него наилучшую партию.

Со дня на день на плантацию хлынут молодые женщины — девушки, — отлично подходящие для продолжения рода. Рыжие и зеленоглазые или светленькие и голубоглазые, как он сам, с грудями, проклюнувшимися примерно тогда же, когда он обнаружил болтающуюся между ног горячую штуковину. Ресницы их станут трепетать при его появлении, интимные места увлажняться от его усмешки. Прелестные воспитанные девицы, умеющие брать себя в руки и сдерживать слезы, чтобы не оскорбить ненароком ни родителей, ни хозяев. Все они станут дефилировать перед ним, словно от его мнения что-то зависит. А родители, сделав выбор, заставят его жениться на той, к кому его совершенно не влечет.

Почему бы тогда не с негром? Ни отца его, ни мать цвет кожи никогда не останавливал. На плантации полно светловолосых и голубоглазых рабов с его походкой, его улыбкой, его широкими плечами, шишковатыми коленями и родимым пятнышком на подбородке. Немного сглаживали ситуацию только тугие кудри да иногда толстые губы или широкий нос. Может, родители полагают, что он не догадывается про Адама, негра-кучера, только это не так. У Тимоти всегда имелись подозрения на его счет, а окончательно он убедился, что прав, когда мать провожала его в город, в колледж. Все стало кристально ясно по тому, как она шипела на Адама и старалась отвлечь сына. И ведь подобных ему негров, отмеченных чертами Галифаксов, тут было много. Как ни жаль, а все же Тимоти не единственный ребенок своего отца.

Решив, что увидел достаточно, Тимоти на цыпочках отошел от хлева и спустился к реке. Добравшись до того места, где несколько дней назад велел выстроиться неграм, он опустился на колени и плеснул себе водой в лицо. Затем снял брюки, надеясь унять жар между ног, но стало только хуже. Тогда он прикоснулся к себе, чувствуя возбуждение все острее, острее, пока не перестал что-либо чувствовать вовсе.

Опустошенный, он вернулся к Большому Дому, неспешно поднялся по лестнице, добрался до своей комнаты и ничком рухнул в постель. Так сладко он не спал с самого приезда. И снились ему извивающиеся тела и влага. Но стоило солнцу заглянуть в окно и обрушить свой жар ему на голову, как Тимоти проснулся. Ослепленный его яростным светом, он потер глаза, а когда зрение вернулось, обвел взглядом комнату. В ответ на него с портрета — еще не законченного, но вполне узнаваемого — глянул Исайя. Тимоти вспыхнул и отвернулся.

Тем же утром он спустился из спальни навстречу Исайе. Рут еще не вставала, и Тимоти провел его к себе.

— Уже бывал в доме? — спросил он.

— Нет, сэр. — Исайя оглядывался по сторонам, видимо, пытаясь сохранить в памяти каждую деталь.

— Вот моя комната. Нравится?

— В жизни такого не видывал. Она ж почти с хлев размером.

Тимоти рассмеялся, прикрыл дверь и тихонько защелкнул задвижку.

— Исайя, ты умеешь читать?

— Что вы, сэр. Черномазым читать не положено.

— А хочешь научиться?

— Нет, сэр. Да на что оно мне?

— Ну я все равно тебя научу. Пусть это будет наш секрет.

— Зачем, сэр?

— Потому что ты мне нравишься, Исайя. По-моему, ты славный парень.

Тимоти взял с книжной полки Библию.

— Подойди-ка. Садись на кровать.

— Дак, масса, я ведь грязный. Не надо бы…

— Неважно. Иди сюда.

Исайя нерешительно подошел к кровати и осторожно опустился на краешек, точно там, где Тимоти похлопал рукой. Тот оглядел его, в который раз убеждаясь, какой перед ним прекрасный образчик физического совершенства. Затем Тимоти покосился на его промежность. Негры белья не носили, и разглядеть, что происходит у них под штанами, труда не составляло. Не может быть! Он протер глаза. Постойте же, да ведь там шевелится! Сомнений быть не может. Вон оно, вползло вверх по штанине и замерло на правом бедре, словно раздумывая, не повернуть ли назад, а то еще заблудишься.

Ей-богу, там шевелится!