Пророки

Царь откинулась назад, в объятия Кетвы, поднесла к губам руку Нбинги и поцеловала ее. Смех ее эхом разнесся по хижине. Кликнув других двух жен, она приказала подать чужеземцам еще еды и вина, ведь они уже съели все, что поднесли им раньше. Нужно будет постелить им в одной из гостевых хижин, а утром пускай отправляются восвояси. Не забыть еще сказать Обоси, чтобы вождь Гуссу никогда больше не позволял своим людям приводить в Косонго злых духов. Поступая так, он проявил неуважение, если не сказать хуже, — ведь ему известно, как давно они планировали церемонию. И она не желает больше видеть этих бескожих уродов. Никогда.

Однако кое-чего царь Акуза не знала.

Не знала, что далеко-далеко, за зелеными горами, там, где сверкает, никого не поражая, молния, из брюха полых зверей, жаждущих темной плоти, уже выходят сотни таких, как брат Габриэль. Они переплыли море, пробрались через водоросли и прямо сейчас ступают на неприветливый каменистый берег. А в руках держат палки, в которых заключен небесный гром. Долгий же путь пришлось им проделать. Может, оттого и стали они такими алчными и ненасытными?

Царь Акуза не знала, что очень скоро они сожрут и ее народ, и многие другие окрестные племена, не разбирая и не желая разбирать, дружелюбные они или враждебные. Для них все они будут лишь живым сырьем: топливом для безбожной машины, созданной, как ни странно, во имя их якобы миролюбивого бога. Они клялись, будто он кроток, как ягненок. Как же царю Акузе было догадаться, что он волк в овечьей шкуре?

Она пока не знала, на что способны люди брата Габриэля, что случилось с деревней Гуссу, и почему Обоси — которому посулили, что, если три демона не вернутся в срок живые и здоровые, всех его детей, не исключая новорожденного сына, ждет мучительная смерть, — вступил с ними в сговор. Никакой провидец — даже Семьюла — не смог бы ее предостеречь. Ни прародители, ни колдуны в Косонго не способны были превратить женщину в животное. Но португальцам, как ей вскоре предстояло выяснить, этот фокус легко удавался.

Не знала она и того, что вскоре призраки схватят ее собственных детей и примутся грузить их в свои посудины, словно тюки с товаром. И что один из них в отчаянии вырвется из их рук и прыгнет за борт, а остальные, скованные с ним цепью, словно нитка церемониальных четок, полетят вслед за ним в серое месиво. А дети ее дочерей, покрытые кожей незнакомого ее глазу цвета, всю жизнь будут страдать от рук чудовищ. Им не суждено будет познать ни любви, ни объятий. Нет, их будут использовать для удовлетворения прихотей и вынашивания детей — во веки веков. Не могла она предсказать и того, что увидит своего первенца в цепях, увидит, как Козии и Элева отчаянно пытаются его освободить, и сама бросится с копьем в самую гущу. Сразит многих и многих — уйма нечисти падет жертвой ее разъяренного сердца и твердой руки — прежде чем трус, подкравшись сзади, чтобы не смотреть ей в глаза, направит гром ей в спину. Кто мог представить, что, прежде чем навсегда закрыть глаза, она увидит, как Козии и Элева разрывают цепи, чтобы освободить ее старшую дочь? И что через несколько мгновений новые цепи набросят на шеи им самим?

Не знала царь Акуза и того, как станут честить друг друга бескожие, рассчитывавшие взять ее живой, недовольные тем, что не дала им измываться над собой и не захотела жить — и вопить — ради их удовольствия. Одно лишь вечное молчание получат они, что в каком-то смысле тоже можно считать победой. Однако за свое поражение бескожие отомстят ее детям, а помочь им она не сможет. Пожалуй, это и хорошо, что царь Акуза об этом не знала. Какая мать, пусть даже и царь, захочет увидеть своих детей в оковах?

Случившееся породит смуту такой силы, что земля никогда от нее не оправится. Другие племена, уважавшие царя за честность и щедрость, узнав о том, что произошло, пойдут войной против надвигающейся чумы. Но все будет тщетно. Туда, где когда-то царил мир, на сотни лет придут войны и мор, а земля, лишенная природных богатств, перестанет узнавать собственных детей и отвергнет их.

Царь Акуза не знала этого. Не могла знать. Не должна была знать.

Уютно устроившись рядом с Кетвой, она притянула к себе Нбингу. Пускай последним, что эти демоны увидят в деревне, будет огромная любовь, на которую сами они, как видно, не способны.

— Где дети, любимая? — спросила она Нбингу.

— Там, — махнула та рукой на дверной проем.

И царь Акуза увидела, как танцуют на улице ее дети. Двое из них были так похожи на Кетву, что она никак не могла вспомнить, кто их родил — она сама или Нбинга. А может, каждая по одному.

Царь взглянула на Гуссу и сидящих рядом с ним демонов. Плошки перед ними снова опустели. Разве люди, которым так нравится ее еда, могут быть настолько ужасными? То, что они просто прожорливы, ей в голову не пришло.

— Угощайтесь, — сказала она. — Еды у нас вдоволь.

Гуссу накинулся на кушанья первым, остальные последовали его примеру. Царь Акуза улыбнулась и подняла чашу.

— За стражей, — громко объявила она.

— За стражей, — подхватили все, кроме демонов.