Пророки

Тимоти узнал, что ужас, словно семя, можно заронить в землю, и при правильном уходе он даст богатые всходы. Сначала будет медленно разрастаться под поверхностью, зарываясь все глубже. А однажды проклюнется наружу и раскроется таким ярким цветком, что даже животные завоют от восторга, а злые пчелы ринутся к нему, соблазненные чарующим ароматом. Ты и не поймешь, что цветок ядовит, пока не прикоснешься к нему, а после будет слишком поздно. Он отравит тебя, как отравил уже многих. И некому будет предупредить глупцов, остановившихся полюбоваться им, что нужно бежать без оглядки.

Он не первым в своей семье взялся за книги. Пол и Рут постоянно читали — романы, контракты и один религиозный текст, в каком-то смысле представлявший собой помесь первого и второго. Однако до Тимоти еще никто из Галифаксов не получал такого обширного образования — и где, на Севере! Именно тут ему выпало обнаружить в себе вещи, которым в Миссисипи негде было развернуться. Например, совесть. И кое-что менее определенное: белое существо с зазубренными крыльями, ночами тычущееся ему в бедро, отчего в комнате становилось жарко.

Картины его для многих ребят из колледжа стали сигналом, что их шепотки, переглядки и едва заметные кивки на чужие промежности не только допустимы, но и весьма элегантны. Порой, стоя за мольбертом, Тимоти вынужден был газетой обмахиваться, чтобы не выдать, как распалили его их взгляды и как он жаждет большего. Сначала вожделение его вылилось на полотна, а уж после просочилось и в реальную жизнь. Рисовал он страстно: писал красками утром, перед занятиями и после дневной молитвы, делал наброски карандашом во время обеда и вечером в свете лампы. И в общем-то был очень доволен результатами.

Но Исайя…

— Значит, ты работаешь в хлеву, возишься со скотиной. Это тебе нравится больше, чем собирать хлопок?

— Я делаю, что прикажут, сэр, — ответил Исайя.

— Знаю, как и все остальные, — улыбнулся Тимоти. — Но мне интересно, нравится тебе или нет.

Исайя опустил глаза и промолчал, понимая, что правильного ответа на этот вопрос быть не может.

— Исайя, пожалуйста, не шевелись. Ну-ка, посмотри на меня. Не опускай голову.

Голову Исайя вскинул, но смотреть на Тимоти не решался.

— Видишь ли, я могу попросить отца отправить тебя на любую работу. Так что просто скажи, где тебе больше нравится.

— Мне в хлеву хорошо, — выпалил Исайя, — очень хорошо.

Отчего же он не желал рассказывать о себе? Тимоти злило, что он до сих пор не знает, ни сколько Исайе лет, ни где его родители, ни о чем он мечтает. Он даже свой любимый цвет не смог назвать. Тимоти мазнул по холсту по очереди всеми красками, что были у него в наборе, и попросил Исайю выбрать. Тот долго разглядывал синее пятнышко, потом красное, но в итоге, помотав головой, сказал, что выбрать не может.

— Исайя, да ведь любимый цвет есть у всех, — возразил Тимоти.

— А у вас он какой, сэр?

— У меня? Лиловый. Потому, что это смесь двух моих любимых цветов.

— Правда, сэр? А каких?

— Синего и красного. — Тимоти улыбнулся и подмигнул.

— Тогда, сдается, лиловый и мой любимый цвет, сэр, — с поразительной убежденностью заявил Исайя.

Тимоти улыбнулся и погладил его по голове. Но разговор этот его не удовлетворил.

На вид Исайя казался его ровесником, но Тимоти хотел знать наверняка. Отец его вел скрупулезный учет всех денежных операций. Так что, наверное, ответы можно было найти в его бумагах. Вот для чего как-то днем Тимоти пробрался к отцу в кабинет и чуть не час копался в аккуратно разложенных на полках религиозных брошюрах, банковских выписках, письмах и конторских книгах.

Улучив минутку, он уселся за стол Пола. Наклонился вперед и провел по столешнице ладонями. Нет. Не может быть, чтобы таково было его призвание. За этим высоко парящим столом Тимоти переставал чувствовать свою телесность — прямо как под серебристыми лучами холодного солнца.

Он встал и аккуратно задвинул стул. Подошел к одной из полок и вдруг обнаружил именно то, что искал, — конторские книги. В них велся учет мешков муки и сахара, свиней и лошадей, дорогой мебели, к которой Рут почти никого не подпускала. Там же нашлись и записи о покупке негров. Однако в них не было никакой конкретики — совершенно невозможно было понять, о каком именно негре идет речь, предметы интерьера и то описывали подробнее.

Тимоти представил, как играл бы с Исайей в детстве, если бы ему разрешали водиться с негритятами. Однако Пол считал, что общаться с неграми нужно только по необходимости. Впрочем, сам он явно полагал, что необходимость — понятие растяжимое. В результате Тимоти провел детство в одиночестве, а одинокие дети всегда вырастают изобретательными.