Эрика высвободилась из объятий Патрика и недовольно посмотрела на него.
– Разве ты не должен быть на моей стороне?
– Я на ней и есть, дорогая, я на ней и есть. – Он погладил ее по волосам, и по нему сразу стало видно, что его мысли где-то очень далеко.
– Прости, я тут реву над своими проблемами… а как там у вас?
– Фу, даже не говори об этом. Сегодня был совершенно отвратительный день.
– Но ты не можешь вдаваться в подробности, – добавила Эрика.
– Да, не могу. Но день получился действительно отвратительным. – Он вздохнул, но взял себя в руки. – Слушай, а не устроить ли нам приятный вечер? Похоже, нам обоим нужно приободриться. Я сбегаю в рыбный магазин и куплю чего-нибудь вкусного, а ты пока накроешь на стол. Как тебе такой план?
Эрика кивнула и подставила лицо для поцелуя. У него есть свои светлые стороны, у отца ее ребенка.
– Пожалуйста, купи заодно чипсы и соус. Надо пользоваться случаем, пока я все равно толстая!
– Будет исполнено, шеф, – засмеялся он.
Мартин раздраженно стучал карандашом по столу. Раздражение относилось к самому себе. Из-за событий вчерашнего дня он совершенно забыл позвонить отцу Тани Шмидт. Он готов был бить себя ногами. Единственное оправдание – после ареста Мортена Фриска он посчитал, что это уже не важно. По всей видимости, отца Тани раньше вечера не застать, но можно, по крайней мере, попытаться. Мартин посмотрел на часы. Девять. Он решил, прежде чем звонить Пие и просить ее переводить, сначала узнать, дома ли господин Шмидт.
Один гудок, два, три, четыре, и Мартин стал уже подумывать положить трубку. Но после пятого гудка ему ответил заспанный голос. Смущенный тем, что разбудил его, Мартин сумел на ломаном немецком объяснить, кто он и что он сейчас перезвонит. Удача ему сопутствовала – в турбюро ответила прямо Пия. Она пообещала еще раз помочь, и через несколько минут у него на проводе были они оба.
– Для начала я хочу принести соболезнования.
Мужчина на другом конце тихим голосом поблагодарил за заботу, но Мартин почувствовал, как его горе тяжелой пеленой легло на их разговор. Он засомневался над продолжением. Мягкий голос Пии переводил все, что он говорил, но пока он обдумывал, что сказать дальше, в трубке слышалось только их дыхание.
– Вам известно, кто так обошелся с моей дочерью?
Голос слегка дрожал, и Пие, собственно, даже не требовалось переводить. Мартин понял и так.
– Пока нет. Но мы обязательно это узнаем.
Как и Патрик, когда тот встречался с Альбертом Тернбладом, Мартин задумался, не обещает ли он слишком много, но он просто не мог не попытаться единственным доступным ему способом смягчить горе мужчины.
– Мы разговаривали с попутчицей Тани, и она утверждает, что Таня приехала во Фьельбаку по делу. Но когда мы спросили бывшего мужа Тани, он не смог назвать причину, по которой ей могло хотеться сюда приехать. Вы ничего не знаете?
Мартин затаил дыхание. Последовала невыносимо долгая пауза. Потом отец Тани заговорил.
Положив, наконец трубку Мартин усомнился, можно ли верить собственным ушам. История казалась слишком фантастической. Но в ней все же присутствовал несомненный элемент правды, и он верил отцу Тани. Уже собираясь сам положить трубку, он сообразил, что Пия по-прежнему на линии.
– Вы узнали то, что требовалось? – с сомнением в голосе спросила она. – Думаю, я все перевела правильно.
– Я уверен, что все переводилось точно. Да, я узнал то, что требовалось. Я знаю, что мне незачем это подчеркивать, но…
– Знаю, я не должна никому об этом рассказывать. Обещаю, что не обмолвлюсь ни словом.
– Хорошо. Да, кстати…
– Да?
Ему показалось или в голосе действительно звучала надежда? Но смелость изменила ему, и к тому же он чувствовал, что момент неподходящий.
– Нет, ничего. Отложим до другого раза.
– О’кей.
Теперь ему показалось, что он услышал в голосе почти разочарование, но после последней неудачи на любовном фронте вера в себя была у него по-прежнему слишком слаба для того, чтобы он мог поверить, что это не просто воображение.
Когда он, поблагодарив Пию, положил трубку, мысли у него, однако, сразу соскользнули на другое. Он быстро набрал на компьютере чистовой вариант сделанных во время разговора записей и, взяв распечатку, пошел к Патрику. В деле наконец-то завиднелся прорыв.
Когда они встретились, оба занимали выжидательную позицию. Это была их первая встреча после катастрофического свидания в Вестергордене, и оба ждали, что первый шаг к примирению сделает другой. Поскольку Юхан позвонил первым, а Линда испытывала угрызения совести за сказанные в пылу ссоры слова, разговор начала она.
– Знаешь, я на днях наговорила кое-каких глупостей. Я не нарочно. Просто чертовски разозлилась.
Они сидели на обычном месте свиданий, на сеновале в амбаре усадьбы, и когда Линда смотрела на Юхана, его профиль казался словно вырезанным из камня. Потом она увидела, как его черты лица смягчились.
– А, забудь. Я тоже реагировал, пожалуй, чересчур жестко. Просто… – Он засомневался, подыскивая слова. – Просто было чертовски трудно прийти туда со всеми воспоминаниями и прочим. К тебе это в общем-то отношения не имело.