Проповедник

Когда рыдания девушки начали стихать, хлынул поток вопросов. Ответов у нее не было. Вместо них она попыталась объяснить, как важно покориться, не бороться против неизвестного зла. Но девушка понимать не хотела. Она плакала, спрашивала и молила Бога, в которого сама она никогда ни на секунду не верила, разве что в детстве. Правда, она впервые почувствовала, что надеется на то, что ошибалась, что на самом деле Бог существует. Какой же иначе окажется жизнь малышки при невозможности обратиться ни к матери, ни к Богу? Это ради дочери она поддалась страху, погрузилась в него, и стремление другой девушки бороться против него начало вызывать у нее злость. Она раз за разом пыталась объяснить, что это не имеет смысла, но девушка не желала слушать. Скоро она заразит ее огнем борьбы, а тогда еще немного, и вернется надежда, которая сделает ее уязвимой.

Она услышала, как люк сдвигается и приближаются шаги. И поспешно оттолкнула девушку, которая лежала, положив ей голову на колени. Вдруг ей повезет – может, на этот раз вместо нее он причинит зло другой.

Тишина стояла оглушительная. Обычно все маленькое пространство кемпера заполняло щебетанье Йенни, а теперь было тихо. Они сидели напротив друг друга за маленьким столиком, погруженные каждый в свои мысли, в свой мир воспоминаний.

Семнадцать лет быстро мелькали в сознании, точно в фильме. Керстин ощущала тяжесть маленького тельца новорожденной Йенни у себя на руках. Она непроизвольно сложила руки в форме колыбели. Грудной ребенок вырос, и задним числом казалось, что это произошло очень быстро. Слишком быстро. Почему они в последнее время тратили так много драгоценных минут на препирательства и ссоры? Знай она, что произойдет, она бы не сказала Йенни ни единого злого слова. Сидя за столом, она с разбитым сердцем поклялась, что, если все обойдется, она никогда больше не повысит на нее голос.

Бу выглядел как зеркальное отражение сумятицы у нее в душе. Всего за несколько дней он постарел на десять лет, его изборожденное морщинами лицо выражало отчаяние. В такое время им следовало бы тянуться друг к другу, опираться друг о друга, но страх парализовал их.

Руки на столе дрожали. Бу сцепил их в попытке успокоить дрожь, но поспешно снова разъединил, поскольку это выглядело так, будто он молится. Призывать высшие силы он пока не осмеливался. Это заставило бы его признать то, встретиться с чем он еще не решался. Он упорно цеплялся за призрачную надежду, что дочь просто пустилась в какое-нибудь безответственное приключение. Однако в глубине души он сознавал, что прошло слишком много времени для того, чтобы верить в реальность этого. Йенни слишком заботливая, слишком нежная дочь, чтобы сознательно причинить им такое беспокойство. Конечно, они ссорились, особенно в последние два года, но он все равно не сомневался в существовании между ними крепкой связи. Он знал, что дочь любит их, и единственный ответ на вопрос, почему она не приходит домой, был ужасен. Что-то случилось. С их любимой Йенни кто-то что-то сделал. Он нарушил молчание. Голос изменил ему, и, чтобы продолжить говорить, ему пришлось откашляться.

– Может, снова позвоним в полицию и спросим, не узнали ли они что-нибудь новое?

Керстин покачала головой.

– Мы сегодня уже два раза звонили. Если они что-то узнают, позвонят сами.

– Но, черт возьми, просто так сидеть невозможно! – Он резко встал и ударился головой о висящий наверху шкафчик. – Проклятье, как здесь чертовски тесно! Зачем нам понадобилось заставлять ее ехать с нами в этот долбаный отпуск? Она же не хотела! Если бы мы только остались дома! Позволили ей общаться с друзьями вместо того, чтобы вынуждать ее сидеть с нами взаперти в этой проклятой халупе!