К опыту Лойолы обращается и С. Эйзенштейн, которого интересует способ перекодировки эмоциональных состояний в поступки. Он пишет о духовных упражнениях Лойолы, именуемых «Манреса» по городу в Испании, где Лойола провел 1522 г. в своих духовных упражнениях [8]: «“Манреса” составлена как цикл из отдельных строго последовательных звеньев медитации, охватывающих определенные аффективные темы – например, смерть, суд, ад – или экзальтированные переживания догматических положений, возвращаемых в конкретную эмоциональность. Цикл «нормально» рассчитан на четыре недели, охватывая 30 отдельных этапов, фаз на пути к достижению определенных – «духовных» (и психопатических) результатов. Ни до этой цели, ни тем более до эффектов после прохождения его, ни тем паче до догматических положений содержания этой цели нам, конечно, нет никакого дела. Поэтому из всего многообразия экзерциций мы выберем две наиболее нейтральные. Одну – чисто личного содержания (смерть) и другую, связанную с представлением о некоем месте, определяющем сопереживание и состояние адепта. Это второе хоть и является адом, но метод создавания реального ощущения ада настолько универсален, что может прилагаться к любому месту «интенсивного» действия, куда надлежит ощущать себя погруженным!» [9].
Метод Лойолы, на который обратил внимание Эйзенштейн, близкий актерскому мастерству, состоял в постепенном включении всех органов чувств, чтобы, например, представить себе звуки, вид, запах и др. ада или рая. В результате этого и возникало мистическое соприкосновение с чем-то гораздо большим внутри человека, что вело человека к обращению в новую веру.
Ф. Конрад пишет, анализируя методологию Лойолы [10]: «В основе мотивации иезуитов к визуальной симуляции лежит стимулирование чувств. Обычное представление Небес или Ада должно сопровождаться соединением чувств c созерцаемым образом […]. Чтобы связь стала постоянной, воображение следует тренировать в соответствии со строгим обучением, которое ставит душу верующего в ментальную проекцию двух состояний католической послежизни».
И в другом месте: «Взгляд верующего в сторону образов является ключевым концептом духовного управления, одновременно отражающим пространство конфронтации между лютеранами, которые отрицают такую духовную методологию, и солдатами контрреформации, которые принимают ее». Эти две цитаты отражают особую роль визуальности, по которой как по определенного рода мосту совершается переход к высшим чувствам.
С. Эйзенштейн заинтересовался переносом данного религиозного метода в театральное искусство, когда актер может погрузиться в заданную ему реальность, совершая в итоге поступки его героя. Но следует напомнить, что Эйзенштейн одновременно является пионером в области конструирования пафоса (см. подробнее [11–12]). Для него искусство было инструментарием чувственного, а не рационального порядка. Оно сознательно блокирует рациональное, чтобы усилить свое воздействие. Искусство вызывает автоматическое реагирование. Зритель реагирует так, как это было запланировано режиссером.
Сегодня такие исследования, базирующиеся на разграничении автоматического и рефлексивного, породили множество новых прикладных направлений. Это и лауреат Нобелевской премии Д. Канеман с его принятием решений в условиях неопределенности [13–16]. Это и Р. Талер с его подталкиванием [17], принятом сегодня на вооружение британским правительством. Это и Г. Клейн с его теорией интуитивного принятия решений [18–21], на которую, среди других последователей, перешли и американские морские пехотинцы. Есть также сопоставление этих подходов [22–23]. Все это бихевиористское направление в сегодняшнем измерении выводят из исследований Канемана и Тверски [24].
Можно также вспомнить еще две прикладные сферы, где не рассуждают о работе с автоматическим, а просто настолько детально изучают человека, что за счет этого полностью могут программировать его поведение, не оставляя ему возможности для собственного решения другого порядка. Это микротаргетинг в сфере политических технологий [25] и информационные операции по британской модели [26]. В последнем случае ключевым компонентом становится анализ целевой аудитории. А это знание позволяет автоматизировать ее реакции. Кстати, все эти направления (и ученые) в сильной степени ведут свое начало из сферы бихевиористской экономики и финансов.
Практически по всем фронтам сегодня идет как бы попытка научного наступления и освоения иррационального, которое уже до этого было «застолблено» и религией, и искусством. Уже даже сакральное стало предметом изучения, например, у военных в случае анализа конфликтов Израиля и Палестины (см. работы С. Этрена [27]).