случилось в этот момент с его голосовыми связками, спазм сжал их наглухо, и
обычно такой красноречивый Верховный Маршалл молчал и лишь сипло дышал,
хватая густой воздух.
- Молчишь? Ну да, ну да. Что тут скажешь, соглашаться же ты не станешь, да и не
обрадуешься тут особо. Хотя ты бы мог порадоваться, что тебе без ушей где-нибудь
в моих закромах валяться не придется — позабытым всеми грешником, ну или
слушать бесконечные бредни ваших божков, восседая на пухлых облаках, поедая
небесную их еду, по секрету скажу — гадость редкостная. Знаешь, какую ерунду они
тебе нашепчут, а ты будешь внимать с блаженной миной. Ну, все, заболтался я,
пошли. Будешь рядом со мной и имя твое — измененное, конечно, останется в веках,
когда мы завоюем и изменим Мир. Тебе лишь надо сейчас сказать, что ты для меня
не пожалеешь такой малости, как твоя жизнь.
Слова проговорились, словно губами словно чужими, голос хрипел, не слушаясь:
- Жизнь за тебя, повелитель, жизнь отдам.
В этот же миг оказались они, невидимый Скаррен в рубище смертника возле
казнимого и невидимый Хрон, стоящий на помосте рядом с палачом. Скаррен
вырывался, пытаясь кричать, но с ужасом почувствовал, что у него нет языка, чтобы
просить милосердия, что уши отрублены, и кровь, которая запеклась там, где они
были, стягивает кожу, заставляя дергать непроизвольно плечом — и никто его не
слышит. В этом захолустном неопознанном городишке было тепло сегодня и все
благоприятствовало казни особо злостного фальшивомонетчика, неоднократно уже
судимого. Ныне чаша весов его преступлений переполнилась, и должен он понести
справедливую кару. Палач пытал узника около недели, чтобы прочувствовал
последний, что искупление наступило, что теперь муки будут преследовать его и
171
Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.
после смерти. Посмертные муки страшили узника еще более чем мирские.
Оказавшись на помосте, смертник вдруг увидал за палачом багрово-черный силуэт.
В тот же момент бессмертная часть Скаррена была рывком выдернута и брошена в
кладовые Хрона. Там она, эта часть, вечно будет, сидя на корточках в чане с
кипящим маслом и держась за кровоточащие отверстия, оставшиеся от ушей,
раскачиваться бесконечно, в компании таких же, как он, неудачников. Пытаясь
вспомнить, кто он, где он, что с ним произошло, и, страдая безмерно от кипящего
масла и от беспамятства. Пытаясь сплести из незримой нити свою реальность, в
которой хоть что-то станет логичным и, силясь вспомнить потерянное.
На эшафоте в безухом теле оказался Верховный Маршалл весовщиков,
Скаррен де Балиа, член Верховного совета кастырей. Подмены никто не заметил,
смертник тот безымянный исчез, а Скаррену прошептал на ухо Хрон:
- Согласись, не мог же я официально тебя под обвинительный процесс подвести,
судить-то тебя некому, ты же сам себя не осудишь, ведь так? Да и наша маленькая
тайна вскроется — зачем нам это, а? Ты себя помиловал бы, сослал в свою
кладовочку на вечное поселение, - багровое веко глумливо подмигнуло.
- Давай, теперь смелее. Скоро все закончится.
Скаррен стоял посреди эшафота, палач подтолкнул узника к шипящему, как та
памятная жаровня, огромному котлу, наполненному почти доверху раскаленным
маслом с пузырьками, торопливо сменяющими друг друга. Узнику развязали руки и
ноги, подошедший местный пастырь отпустил ему грехи. Казнимого подцепили на
проржавленный, покрытый темно-коричневыми пятнами металлический крюк,
натянули веревку, которая была привязана к колесу и натягивалась сначала струной,
а потом по мере опускания тела в котел, все больше и больше провисала. Подняли
над котлом и, невзирая на отчаянное сопротивление узника, который становился
лишь номером таким-то в реестре усопших, начали опускать смертника в котел.
Реестр по окончании года уничтожался, и никакой больше памяти о безухих
казненных не оставалось. Зачем помнить о проклятых? Вот рывками начали
опускать все ниже и ниже. Скаррен почувствовал сначала жар раскаленного масла,
потом, содрогаясь, ощутил, как обжигающая жижа обволокла ступни, поднимаясь
выше и выше. Безъязыкий рот открылся в беззвучном отчаянном крике, умоляя уже
172
Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.
не о милосердии, просил только о быстрой смерти. Толпа, шумевшая и галдевшая до
начала экзекуции, ахнула и, обратившись в единое целое, затаив дыхание, глазела на
экзекуцию. У неопрятной няньки-приживалки с грудным ребенком, стоявшей рядом
с эшафотом, из раскрытого рта от возбуждения и ужаса тянулась тонкая серебристая
ниточка слюны, которую она периодически вытирала серым рукавом, потом, не
контролируя себя, снова открывала рот, и опять все повторялось. Взгляды были
прикованы к казнимому, извивающемуся всем телом, старающемуся взобраться