Прокурор

Измайлов знал, что Благовидов, бывший секретарь парткома, пользовался большим авторитетом на заводе и в городе. Но последние годы часто болел. В начале прошлого года ушел на пенсию. Возможно, если бы не болезнь, Благовидов до сих пор не покинул бы свой пост. Его уважали. С новым секретарем партийной организации Журавлевым Захар Петрович был почти не знаком.

— Вот вы, — обратился вдруг Щукин к Ракитовой, — видели аврал в конце квартала. А у нас в январе этого года такое творилось! По двенадцать часов люди от станка не отходили…

— Почему? — удивилась Ольга Павловна.

— Самсонов рапортовал двадцать восьмого декабря, что есть план. Липа! Не было его. Натянули потом с трудом двадцатого января…

— Это же, очковтирательство! — воскликнула Ольга Павловна. Приписка!

— Называйте, как хотите. Я говорю о факте.

— У меня к вам вопрос, — сказал прокурор.

— Пожалуйста, — откликнулся Щукин.

— Вот вы наблюдали, что творится на заводе…

— Последние полтора года, — уточнил начальник цеха. — Я же говорю, как Благовидов ушел…

— Хорошо, но ведь полтора года — срок приличный! Почему же вы, как член партии, не обратились в горком партии, если уж на заводе не смогли ничего добиться?

— Думал, образуется… А к вам обратился, потому что накопилось, товарищ прокурор. — Щукин некоторое время помолчал, потом добавил: — Как бывает — работаешь, на многое закрываешь глаза, свыкаешься… И в какой-то момент вдруг понимаешь: ведь нельзя так дальше!

— Ага, после выговора, — усмехнулся Захар Петрович.

— Да не в выговоре дело, — отмахнулся Щукин. — Выговор — это так, повод. В конце концов сняли бы его. Через полгода. Совесть моя заговорила. Я ведь рабочий человек. Если не я, то кто же правду скажет?

— Хорошо бы не только здесь, но и на партийном собрании на заводе, заметил Измайлов.

— Скажу, — убежденно сказал начальник цеха. — Все скажу и уйду. На керамический. Потому что теперь нам с Самсоновым не ужиться. Это как пить дать…

Еще долгое время прокурор с помощником, оставшись вдвоем, обсуждали услышанное от Щукина.

— Он раздражен, обижен, — сказал Измайлов. — Может, и сгустил краски. Но все равно вам надо поглубже проверить сообщенные им факты. Особенно о приписках! Разговор с Самсоновым, как я понял, еще впереди. Серьезный разговор.

— Хорошо, Захар Петрович. Между прочим, Щукина рабочие любят. Все, как один, говорят: честный, никогда ничем не воспользовался как начальник цеха и член профкома. Семья у него пять человек, а живут в маленькой двухкомнатной квартире. Уж кто-кто, а он мог отхватить трех- или четырехкомнатную…

Получилось так, что в этот же день у Измайлова состоялся еще один разговор, предметом которого служил машиностроительный завод. Точнее, народный драматический театр при заводе. Разговаривали в горотделе милиции.

— Хорошо устроился этот Бальзатов, — покачал головой майор Никулин. Прямо по Островскому. Недаром, наверное, поставили спектакль «Доходное место». В точку, можно сказать.

Бальзатов был одновременно директором Дворца культуры завода и режиссером театра.

— Что он натворил? — поинтересовался Захар Петрович.

— Под видом реквизита обшивал себя и свою семью. Помните, в прошлом году у них шла пьеса «Мария Стюарт»? На сцене английская королева красовалась в мантии из сатина, зато жена Бальзатова сидела в зале в панбархатном платье. А сынок — в кожаном лайковом пиджаке. Кожа должна была пойти на костюм какого-то герцога. — Никулин усмехнулся: Королевскую знать обкрадывал. Штаны у бедного герцога были из дерматина. Срам да и только.

— Да, — улыбнулся прокурор, — нехорошо они с королевой поступили.

— Но это еще не все, — уже серьезно продолжал майор. — Мебель заказывали. Самую современную — стенки, кресла, тахты. А проводили, как декорации. Эту мебель наши работники ОБХСС обнаружили на квартире Бальзатова и кое-кого из его друзей.

— Так открыто и нагло воровал? — удивился Измайлов.

— Да нет, оформлял, что декорации пришли в негодность. Списывал. По акту. Бальзатов — жох. На все имеются документы. Липовые, конечно… И еще. Вы бывали во Дворце культуры?

— Разумеется.

В этом Дворце выступали приезжие артисты, гастролировал областной драматический театр. Галине иногда удавалось затащить мужа на концерт или спектакль.

— Вы когда-нибудь видели там в буфете икру, апельсины, крабы? спросил майор.

— Бутерброды с сыром да пирожные…

— Вот-вот, — кивнул Никулин. — А только за этот год буфет получил, как мы выяснили, шестьсот килограмм разных копченостей: сервелата, колбасы, корейки. Красной и черной икры около ста килограмм, семьсот банок крабов, полтонны апельсинов…

— Ого! — воскликнул прокурор. — Куда же все это пошло?

— Бальзатов объясняет, что съели во время творческих встреч, — хитро улыбнулся начальник горотдела. — Ну, когда артисты приезжали на гастроли. Говорит, о городе заботился, просто так, мол, к нам не поедут. Товарищи из ОБХСС беседовали с администратором рдянского театра. Тот сказал, что в буфете даже сосисок не было, не то что икры… Правда, я сам слышал, что у Бальзатова откуда-то есть дефицит. Думал, сплетни, а оно вон что оказалось!

— Как ему это удавалось?