— Что значит миримся? Так уж Самсонов поставил. Взять хотя бы работу в выходные. Без всякого профкома решают. Заготовят приказ, а Пушкарев подмахивает. Или, например, борьба с пьянством. Сам был на заседании профкома, можете поверить. Собрались мы рассмотреть представления из вытрезвителя. Хотели вызвать людей, поговорить, все чин по чину. Самсонов отрубил: нечего, мол, самим портить показатели. Ответьте, что меры приняты. А в назидание одного-двух лишите премии — и все. Вообще-то Самсонов не любит присутствовать на заседаниях профсоюзного комитета. Но когда решается вопрос распределения жилья или путевок — он тут как тут, в обязательном порядке. А как же! Без Самсонова такое не решается. Не дай бог дадут квартиру не тому, кому надо по его расчетам…
— А как же очередность, списки? — удивился Захар Петрович.
— У Глеба Артемьевича свой список…
— И все молчат? — поинтересовался прокурор.
— Попробуй высунься! Так же, как меня, выговором или по карману вдарит… Вот и живут у нас по принципу: с сильным не борись. Тебе же хуже будет, а ничего не докажешь.
Захар Петрович покачал головой:
— Вы считаете этот принцип правильным?
— Не я его установил, — буркнул Щукин.
— Странно, я был убежден, что на заводе есть общественность и она пользуется авторитетом… — начал было Захар Петрович.
— Была, — перебил его начальник цеха. — Знаете, как рабочие называют Глеба Артемьевича? За глаза, конечно? Просто «Сам-Сам».
— Почему?
— Потому что ведет себя так. Он сам — и все! Больше никто для него не существует.
— Но его все-таки уважают?
— Уважают? — криво улыбнулся Щукин. — Кто вам сказал? Подумаешь, пару раз вышел на футбольное поле. Реклама! Показуха. Да и когда это было? А уж шума из этого…
«Зол на директора за выговор, — подумал о Щукине Измайлов. — Поэтому может быть необъективным. Обида — плохой советчик».
— Не хотел из избы сор выносить, да ладно, — продолжал начальник цеха. — А вы делайте вывод: уважают Глеба Артемьевича или нет. Взять хотя бы эти авралы. А они в конце каждого месяца, не говорю уже про декабрь. Побеседовал бы Самсонов с рабочими по душам, поговорил бы с нами, начальниками цехов: так, мол, и так, надо выкрутиться, поднажать… У него же один разговор — план на бочку, и никаких! А чтобы заткнуть рот, платит в тройном размере. Словно это его завод и деньги из его кармана. — Щукин приложил руку к груди: — Разве так можно? Значит, наше рабочее понятие во внимание не принимается? Рвачи мы, что ли, чтобы нашу совесть за рубли покупать?
— Выходит, покупает, — не удержался Измайлов.
— Покупает? — вскинулся Щукин. — Это еще надо посмотреть, кто кого… Послушайте, как ребята приспособились. Не считается с нами Самсонов, вот они и… Если по выходным в тройном размере платят, почему бы не воспользоваться? — Начальник цеха хитро посмотрел на Ракитову: — Вы в то воскресенье заметили, сколько курильщиков стояло у входа в цех?
— Да, — кивнула Ольга Павловна. — Человек пятнадцать. Сказали, что у них перекур.
— Перекур, — усмехнулся Щукин. — На три часа. С дремотой… Если хотите знать, бригады могли дать план еще в пятницу. Уложились бы в срок без всяких выходных. Они, как выяснилось, специально не торопились. Все детали на неделе заготовили, понимаете, фактически работу выполнили, а сделанную продукцию не сдали, припрятали…
— Припрятали? Зачем? — удивился Измайлов.
— Чтобы сдать ее в воскресенье, — пояснил Щукин.
— И что дает такая комбинация? — допытывался прокурор.
— Неужели не понятно? Все очень просто. Если бы готовая продукция была сдана тогда, когда фактически сделана, то рабочие-сдельщики получили бы за нее деньги в одинарном размере. А если они сдадут ту же продукцию в выходной день, то получат в три раза больше…
— Позвольте, — удивилась Ракитова, — я же сама видела в то воскресенье: станки были включены на полную мощность.
— Правильно, — согласился начальник цеха. — Чтобы электричество нагорало. А то ведь догадаются…
— Удивительно, — сказал Измайлов. — Выходит, станки гоняли вхолостую?
— Все предусмотрели… — развел руками Щукин.
— Удивительно, — возмущенно повторил Захар Петрович, — что вы, начальник цеха, зная об этом обмане…
— Не знал! — почти выкрикнул Щукин. — Могу вам дать честное партийное слово! Мне ребята признались только вчера, когда выговор на доске увидели. — Щукин тяжело вздохнул. — Уйду с завода, это точно. Надоело видеть, как у них там все расписано: кого понизить, кого передвинуть, кого повысить. Почему, вы думаете, Пушкарев под самсоновскую дудку пляшет? На замдиректора метит. Вместо Грача…
— А Павел Васильевич? — спросил Измайлов.
— На пенсию собрался. Да и трудно ему. Завод вон как расширили, а годы уже не те… Глеб Артемьевич обещал выхлопотать Грачу персональную пенсию. Теперь понимаете, почему Павел Васильевич выполняет любое распоряжение директора? Служит ему правдой и неправдой… Да, как ушел Благовидов, Самсонов совсем перестал с кем-либо считаться. Толковый был мужик Благовидов, что и говорить!