Проклятый любить (СИ)

Эмили все же не смогла сдержаться и расплакалась, отвернувшись от Ника, высвободила из его руки ладонь и тихо всхлипывала, безуспешно стараясь успокоиться. Смотреть на нее было до безумия больно. Смотреть и понимать, что в этом виноват он сам. И он молчал, давая ей выплакаться, и лишь когда она немного успокоилась, а ее всхлипы стихли, он заговорил:

— Поэтому полетели со мной, Эмили, в Лондон. Прямо сейчас. Там никто тебя не знает, никто не будет смотреть с жалостью или как на прокаженную. Тебе не придется возвращаться домой, не придется смотреть людям в глаза, не придется все переживать в одиночестве. Не придется ни о чем жалеть. Тебе дали шанс жить, так воспользуйся им. Поменяй свою жизнь, там тебя никто ни за что не осудит. Переведешься в какой захочешь университет, закончишь его, устроишься в любую больницу, будешь заниматься, чем захочешь. Если твой брат захочет приехать к тебе или переехать, я не буду против. Думаю, работу я ему найду. Соглашайся.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — тихо подала голос она и посмотрела на него красными от слез глазами. — Зачем тебе я?

— Потому что я ни на минуту о тебе не забывал. Но в Лондоне было слишком опасно для тебя.

— Этого мало, Ник… Я не понимаю, как ты вообще после всего этого на меня смотреть можешь…

— Для меня это не имеет значения, все хорошо, и ты вскоре это поймешь. Потом, спустя время, ведь это можно пережить, все будет снова идти своим чередом, ты ничуть не изменилась, не стала хуже или что ты там себе вообразила. Ты все та же Эмили, какой и была всегда. Та же Эмили, которую я полюбил.

— Полюбил? — почти беззвучно переспросила она.

— И люблю. И прошу тебя улететь со мной. Сегодня. Прямо сейчас. Рейс через три часа.

Эмили молчала. Смотрела на него, пытаясь найти хоть что-то в его лице, но не нашла ни подвоха, ни жалости, с которой на нее все смотрели. Его взгляд был такой же, как и всегда, будто она не лежала перед ним даже сама на себя не похожая, чувствовавшая пугающие грубые прикосновения Маркуса, от которых на тонкой коже остались синяки, стоило ей закрыть глаза. Он даже сказал ей слова, которые ей так безумно хотелось услышать. Только от его признания в любви стало лишь тяжелее.

— Я могу подумать? В одиночестве…

— Конечно, Эмили, подумай. Но я не смогу дать тебе больше пятнадцати минут, мне придется вернуться в Лондон, хочу я этого или нет.

— Спасибо. Я постараюсь дать ответ быстрее…

Она смотрела, как он встает, как идет к двери, как открывает ее и хочет уйти. Уйти, оставив ее с собственными серыми мыслями в полном одиночестве, от которого хотелось выть. Смотрела и понимала, что через пятнадцать минут он уйдет навсегда и уж точно никогда больше не вернется. Понимала, что ее жизнь за одну ночь безвозвратно сломалась и ничего больше не будет как прежде. Все было настолько сломано и отвратительно, что хуже быть уже просто не могло. Ей нечего было терять, улетев в Лондон, и ничего приобретать, оставшись в Чикаго, в котором все будет напоминать о произошедшем. Она достигла точку невозврата, и нужно было принимать решение.

— Ник, — она окликнула его, когда он уже практически вышел из палаты. Он остановился и обернулся, выжидающе посмотрев на нее. — Я согласна.

Через полчаса бумажной волокиты доктор Генри Литт наблюдал в окне, как псевдожених усаживает Эмили Уилсон на заднее сиденье такси, которое через пару минут скрылось за поворотом. Достал телефон, набрал сохраненный без имени номер, где ему практически сразу ответили.

— Я все сказал, как Вы и просили. Он только что забрал ее.

— Замечательно, доктор Литт. Спасибо за помощь.

Короткий разговор тут же закончился, обогатив Генри Литта на пару тысяч долларов.

========== Глава 18. Тысяча и одна проблема ==========

Комментарий к Глава 18. Тысяча и одна проблема

А спонсор этой главы вторая годовщина с начала истории. Вторая годовщина - спасибо, что читаете! :)

Ника всегда безумно завораживал вид ночного Лондона, с бесконечными яркими огнями и выделяющимся огромным освещенным синим колесом обозрения на берегу Темзы. Вид его успокаивал, умиротворял и позволял думать рационально, без лишних эмоций, нервов и импульсивных решений на гране с жестокостью, которыми он славился в определенных кругах. Эрик всегда думал за него, взвешивал решения и остужал его пыл. Пыл больше остужать было некому, а решение предстояло слишком важное.

Ник затушил очередную сигарету в тяжелой наполовину полной пепельнице, хмыкнул, допил кофе и слишком громко поставил пустую чашку на каменную столешницу стойки, за которой он расположился на кухне, разглядывая открывающийся вид за панорамным окном.

Думать не хотелось. Его голова и так была слишком забита проблемами, а лишние — лишь прибавляли ему головной боли, от которой он прятался за терпким сигаретным дымом.