Этот плебей всегда стремился зарыть поглубже свои корни под тоннами наигранных благовоспитанных манер, совершенно забыв о том, что в юношестве больше всех любил задирать девчонкам юбки. Сейчас же он стал самым настоящим джентльменом в дорогом приталенном костюме и с гладко уложенными темно-коричневыми волосами, лишь на свету обнажающими рыжую сущность. В отличие от друзей он единственный всегда ходил в костюме. Чертов воображала. В последнее время Роберт все больше делал вид, что бизнес для него – всего лишь бизнес. Его навязчивое желание обзавестись семьей и наплодить как можно больше мини—Робертов и мини—Робертин стало одной из самых болезненных мозолей в мозгу у Эрика. Вспоминая, как они на пару уходили в долгие беспробудные запои и занюхивания, во время которых они казались себе всемогущими и никакие бытовые заморочки не могли вернуть их с небес кайфа, Эрик удивлялся, как же все-таки может кардинально измениться человек. Роберт уже давно перестал посещать сумасшедшие вечеринки и переваливал празднование новых контрактов на плечи друзей. Каждый раз, слыша в ответ «Нет, спасибо, мне пора домой», Эрику хотелось яростно сотрясать плечи друга, пока тот не вспомнит, как весело им было в сауне или борделе, или на скоростных шоссе, по которым они, разумеется, под кайфом, гоняли на спорткарах наперегонки. Что с тобой стряслось, брат? Что изменилось? Почему ты вдруг сверг меня с престола и заменил каким-то бабским причитанием о свадьбе и детях? Просторная квартира и по совместительству еще одна обитель разврата сменилась домом в пригороде с детским бассейном и машинкой для стрижки газона на манер любящего семьянина. Эрик даже ни разу не принял приглашение Роберта и Лидии посетить их гнездо, понимая, что не сможет грамотно сыграть роль в этом спектакле, не потому что он – плохой актер, а потому что ему будет противно. Черт с тобой! Это – твоя жизнь! Но не заставляй меня делать вид, будто тебе не нравилось напиваться текилой и ублажать сразу пятерых шлюх, слизывая кокс с их потных задниц.
– Господин Киа-Цзун ждет уже целый час! Никаких девчонок тут не хватит! – Роберт как всегда был в своем репертуаре строгого папаши.
– Да расслабься! Вот, кому девчонок не хватает, это тебе.
– Звонил Локк, прибыла партия с гашишем, грузовики выедут со складов на следующей неделе. Выезд, как всегда, по звонку, – продолжал Роберт, пока они шли вдоль узкого коридора. – И объявились какие-то новые дельцы, желающие заиметь с нами дела.
– Что за дельцы? Откуда они?
– Откуда-то с севера, они не захотели уточнять.
– Еще одни параноики.
– Параноики с большой биографией. Судя по тому, что удалось на них нарыть, эти ребята промышляют немалыми количествами в последние семь лет.
Они остановились перед железной дверью.
– Давай, повторим. Мы сдаем Киа-Цзуну наш таможенный коридор за тридцать процентов выручки.
– Думаешь, он пойдет на тридцать? – спросил Эрик.
– Ты же у нас гений, ты и скажи!
– Спорим, я закончу с этим китайцем за десять минут?
– Он – японец, и спорить я не буду, все равно выиграешь, – отмахнулся Роберт и постучал в дверь.
Тяжелый скрип ознаменовал их прибытие.
В тускло освещенной уютной переговорной, за дорогой обшивкой из красного дерева которой скрывались противопрослушивающие устройства, на черном кожаном диване восседал господин Киа-Цзун – глава одного из японских синдикатов. Он медленно затягивался сигарой, изучая пристальным взглядом вошедшего Эрика. Киа-Цзун был заядлым сумоистом, и оттого костюм, хоть и явно сшитый на заказ, потому что его параметры не поддавались какому-либо размеру, трещал при каждом движении тела. Эрик воздал должное за то, что этот японец еще мог чем-то удивить уже всякое видавшего Эрика. Мелкая испарина покрывала лоб и массивный подбородок Киа-Цзуна, а зализанные в хвост волосы завершили образ большой кучи дымящего кольцами свиного сала. Рядом сидел худенький (хотя по сравнению с сумоистом и бегемот покажется худеньким) японец – переводчик.
Эрик вежливо поклонился и сел на диван напротив. К делу перешли немедля.
– Господин Киа-Цзун спрашивает, почему вы берете такой большой процент,– начал переводчик тихим и почти детским голосом.
– Это неправильный вопрос,– отвечал Эрик.– Если бы я сказал семьдесят процентов, то это был бы большой процент. Если бы я сказал пятьдесят, то это был бы хороший процент. Но я сказал тридцать, что означает – маленький процент.
Переводчик что-то долго болтал на японском языке своему хозяину, и тот задумчиво затянулся сигарой. Потом он что-то рявкнул переводчику и тот сказал:
– Господин Киа—Цзун настаивает на двадцати пяти и не больше.
– Хорошо, тогда вы знаете, где выход, потому что я не собираюсь тратить время на торги по фиксированным тарифам. Всего доброго, – Эрик встал с дивана.
Сумоист не желал терпеть подобное отношение к своей персоне, а потому резко вскочил с дивана, заставив мебель протяжно застонать, и начал выворачивать бесконечные фразы на мяукающем языке и нервно жестикулировать.
Эрик поднял руки, успокаивая взорвавшуюся кучу жира.